Прохватывал холод. Пух чертополоха выглядел как первый снег. Стряхнув оцепенение, березы шумели быстрой водой и опять затихали…

От Кости:

«Извини. Первый блин в коме» – виноватый смайлик.

Вспомнив рвущийся из телефона голос и звук удара, Маша прибавила шаг.

А вот и сообщение от Кристины:

«Ну что? Это случилось? Колись!»

«Настроения нет», – на ходу ответила Маша.

«Так все плохо?»

«Так плохо, что даже…» – похолодевшие Машины пальцы замерли над экраном с незаконченным сообщением.

Машу остановил тот самый скребущийся голос. Она оторвалась от смартфона, но холодный отсвет так и остался на лице, словно въевшись в кожу. Пустынная улица таращилась на Машу мертвыми витринами и окнами. Все обмерло, как в песни или в кошмаре, в котором ровным счетом ничего не происходит кроме бесконечного ожидания. Зарываясь в холодный свет, Маша уткнулась в смартфон и поспешила прочь.

«Ау!» – напомнила о себе Кристина.

«Кто-то преследует…» – Маша не успела дописать. Экран моргнул и погас так же, как фонари, светофоры и последние окна. Улицу прихлопнула темень и превратила в книжку-раскладушку. Панельные коробки прикинулись плоскими поделками из картона. Но вот смартфон мигнул и ожил, за ним последовали огни городской окраины, вернувшие глубину и объем.

Маша перевела дыхание. В этот момент налетела хлопающая темень. Маша пригнулась и, словно защищаясь от слепящего света, прикрыла лицо рукой, в которой был смартфон. Длинные когти, похожие на узловатые пальцы, вырвали из Машиной руки смартфон, и хлопающие черные крылья рванули вверх и в сторону. Птица стала удаляться, ныряя из тени в тень, словно штопая пустынный ландшафт. Кинувшись за воровкой, Маша споткнулась о бетонную полусферу, и брусчатка с размаху треснула по лбу, оглушила и стала переваривать, втягивать в хлопающую черноту.

Очнувшись, Маша увидела смартфон, который подергивался над ней. Маша попыталась схватить его, но птица, сжимавшая смартфон в заскорузлых когтях, тут же отлетела. Маша бросилась за птицей вдогонку. Воровка то удалялась, то приближалась, словно дразня или ведя за собой. За Машей гнались тени, но не могли настигнуть ее так же, как Маша не могла нагнать черную птицу.

Под ногами прошуршала разлинованная рельсами насыпь. Маша видела только проклятую птицу и больше ничего. Птицу обливал снизу холодный свет смартфона. Она как будто горела синеватым пламенем. Ветки так и норовили исцарапать Машино лицо. Фонари слились в яркий диск, который взмыл вверх. Птица летела под темным шелестящим сводом. А вдруг эта тварь разожмет когти? Разве мать поверит, что это не я ухайдакала смартфон?

Птица исчезла в дверном проеме, Маша – за ней. Только тогда Шумилина опомнилась, точно проснувшись, и остановилась, пытаясь отдышаться и оглядеться. Коленки в рваных джинсах и сердце ходили ходуном от холодрыги и смятения.

Маша оказалась в пустой полутемной комнате. Голые стены испещряли странные письмена, иероглифы, символы и рисунки, похожие на татуировки. Пол покрывали черные перья и ветошь. Что-то еле слышно шуршало, скрипело и бормотало, словно дом пересыпал и просеивал фантомные звуки. На вытянутом столе стояли антропоморфная глиняная фигурка и пиала со сколом на ободке. С потолка в пиалу мерно капала вода. Маша почувствовала жажду и облизнула пересохшие губы.

– Выпей, – дул в ухо полумрак.

– Не мучай себя, – выстукивали капли.

Не выдержав, Маша взяла пиалу и припала к ней. Из глубины комнаты вырвался детский плач и ледяной иглой прошил сердце. Ах, нет. Это же смартфон. Он валялся в дальнем углу на куче тряпья рядом с остовом настенных часов. Все вопил и вопил. Надо ответить. Наверняка, это мать.