– Так ведь посадят.
– Это не важно. Уже не важно. Ты поможешь мне?
– Я!? Конечно, нет! Это же…
Не дослушав, старик разочарованно махнул на Машу рукой и поплелся к двери. Убивать пошел! – подумала Маша. Она привскочила из-за стола. Надо остановить старика! Но тут ее потащило в сон, в серую пелену. Напоминали о себе таблетки и уколы.
А когда сонный морок отпустил и все прояснилось, то никакого Половина в палате уже не было. Маша метнулась к медсестре, листавшую глянец за желтым столом.
– Чего ты несешь? Какой еще Половин? Нет тут никаких Половиных, – разозлилась медсестра, выслушав встревоженную Машу.
– Как это нет? – оторопела Маша. – Он же смотрел мои рисунки, а потом…
– Завязывай со своим рисованием. А то все сидишь-сидишь. Вот и мерещиться черти кто, – медсестра вернулась к журналу.
– Но ведь… – медсестра так взглянула на нее, что Маша осеклась, сникла и, опустив плечи, потащилась в палату. Время от времени она с беспокойством озиралась, искала кого-то глазами.
На следующий день, когда Маша сгоряча рассказала Сморыго о торговце демонами, тот усмехнулся:
– А ведь был у нас какой-то Половин. Он еще с Нечистым воевал. А теперь и со мной решил разобраться что ли?
Свихнуться можно, – подумала Маша, глядя на очки, которые покручивал Сморыго. Темно-коричневая роговая оправа, скотч на левой дужке. Точь-в-точь очки Половина. – Он мне не верит. Он думает, что я совсем того. Так и оставит в психушке.
И тогда Маша пожалела, что не помогла торговцу демонами или кто там он на самом деле.
13
13—1
Этот Сморыго достал уже. То у себя в кабинете копается в ее душе, то притащится в палату, присядет на край кровати и давай опутывать вопросами. А у самого глаза полудохлой вороны.
Маша старалась со Сморыго быть настороже, как преступница со следователем. Она думала, что говорила. И все-таки время от времени на нее что-то находило, и она прокалывалась, болтала лишнего.
Так на днях все в том же в кабинете он спросил Машу:
– Оцени свое самочувствие по шкале от нуля до десяти.
– Два с половиной балла, – сказала Маша. Ее разрисованные черными чернилами руки, словно покрытые татуировками, покоились на коленях. Она горбилась на стуле и смотрела в пол.