Умрун издал надсадный хрип и сдвинулся с места, подволакивая левую ногу. Рух мельком оглянулся, прикидывая путь к отступлению, а когда повернулся обратно, увидел, как за спиной чудовища, из наметающей с крыши склада пурги, выступили несколько едва различимых теней. Ударили выстрелы, и умрун, дико взвыв, рухнул плашмя. Тени задергались, заголосили, захохотали, и Рух увидел подошедших из темноты чертей. Первым, насвистывая веселый мотивчик, шел Бастрыга в своем шикарном рединготе и мягкой кепке-шотландке на рогатой башке. В одной руке дымящийся пистолет, в другой – заполненная наполовину бутыль.

– Здорово, упырь! – крикнул он. – С Новым годом, етить тя в дышло!

– Здорово, рожа поросячья, – отозвался Бучила. – С Новым годом. У меня тут для тебя подарочков воз. Вот этот умрун из тех, кто ваших убивал.

– Этот? – Бастрыга навис над копошащимся умруном. Пули перебили страшилищу ноги и, скорее всего, повредили хребет. Умрун сдавленно рычал и царапал когтями окровавленный снег. Черти, числом в шесть пятаков, вооруженные, как на войну, и запасшиеся бутылками на целую роту, окружили его неплотным кольцом. Загомонили все разом:

– Во урод какой.

– Чего разлегся, тварь?

– Рохля, пни по яйцам его.

– Иди на хер, он меня цепанет.

– Трус поганый.

– Кто трус? Кто трус?

– Так, тихонько, господа. – Бастрыга прекратил балаган, вытащил из четверти пробку, сделал добрый глоток и протянул Руху.

Бучила отказываться не стал и принялся пить, словно воду, пока не почувствовал, как глаза лезут на лоб, а в животе разрастается адское пламя.

– Спирт? – Он откашлялся и вернул бутылку владельцу.

– Вкусный, да? – закивал Бастрыга и принялся поливать умруна. – Давайте, господа, не жалейте для нашего нового друга.

Господа, ряженные в засаленные пальто, жилетки и котелки, воняющие псиной и табаком, восторженно заржали и завопили, щедро поливая умруна из бутылей.

– Ну вот, с праздничком, красавец ты мой. – Бастрыга чиркнул спичкой и превратил умруна в пылающий синим пламенем шар.

– Теперь главный подарок. – Рух увлек чертячьего предводителя за собой. – Сука, да где же он? Ага, вот.

Шетень лежал в сугробе, устремив глаза в звездные небеса. На жирных щеках намерзли сопли, слезы и кровь. Он держался руками за пузо, пытаясь остановить багровые струйки.

– О, колдун траханый! – изумился Бастрыга. – Вот уж не ожидал!

– Как дела, Шетень? – мило улыбнулся Бучила.

– Думаете, ваша взяла? – Шетень кашлянул кровью. – Веселитесь пока. Мы еще встретимся.

Глаза колдуна закатились, его затрясло.

– Че-то болеет, что ли? – обеспокоился Бастрыга. – Может, дохтура звать? У меня такие дохтура, залюбуешься, еще никого не вылечили, но стараются, жуть.

– Колдун переселяется в другое тело, – пояснил Рух. – У него для этого Пустышки припасены.

– Вот паскуда! – Бастрыга рванул из ножен кинжал.

– Погоди, не суетись, – удержал Рух. – Если убьешь, он все одно улетит, все, тварь, предусмотрел. Ну, кроме моей гениальности. Я одной Пустышке башку прострелил, там у возочков отдыхает теперь.

– Но ведь есть и еще? – повел носом Бастрыга.

– Есть, как не бывать. Вторую в полночь должны были прибить наш общий знакомец Николя, будь он неладен, и графиня Лаваль. Вот щас и увидим, получилось у них или нет.

– Допустим, получилось, – глубокомысленно изрек черт. – Но где гарантии, что их только две?

– Гарантий нет, тут тебе не шляпная мастерская, – признался Рух. – Могут быть и еще, но это вряд ли. Я максимум трех заготовленных Пустышек видал, и тот колдун был древним и сильным, наш Шетень ему не чета.

– Твоими бы устами да водки хлебнуть. – Бастрыга снова приложился к бутылке.