Егор протянул длинную узкую трость вверх, и снова нажал на звонок.

И я открыла ему.

— Эмммм… привет, — пробормотала, вглядываясь в его лицо.

Оно спокойное. А в глазах жалость.

Дьявол!

Ни от кого из Соколовских я не собираюсь принимать соболезнований! Даже от Егора!

— Привет. Впустишь?

— Ты один?

— Рус внизу. Из него я выбил твой адрес.

— Зачем? — я посторонилась, пропуская мужчину.

— Прости, коляска не самая чистая. После меня придется протереть пол.

— Ничего. Так… зачем ты здесь?

— Угостишь чем-нибудь? — снова ушел Егор от темы, жутко напомнив мне этим Марата.

Тот тоже редко отвечал на не интересующие его вопросы.

— Кофе только растворимый. Есть фруктовый чай. И какао. Несквик.

— А налей какао, — обаятельно улыбнулся Егор. — Лет с тринадцати не пил.

Пф-ф-ф-ф… ну ладно. Под не давящую на меня тишину, подогрела молоко, разбавила его водой, и размешала Егору какао.

— Спасибо, — принял он чашку.

— Не за что. Итак?

— Как ты?

— Я?

— Да, Алика. Как ты? Я не знаю, что произошло, но догадываюсь, что ничего хорошего. Руслан мрачный, Марат как собака бешеная. Ты съехала. Наташа из-за этого рвет и мечет. Она звонила, но…

— Но я не брала трубку, — перебила я. — Пока не готова, извинись, пожалуйста, перед своей тетей.

— Ты не готова с ней общаться, — кивнул Егор. — И мне не особо обрадовалась. Я сделал из этого выводы.

— Возможно, твои выводы ошибочные?

— Вряд ли. Дело в твоем отце?

Я опустила глаза.

— Ясно. Он хоть жив?

— Поговори об этом с Маратом, — просипела в ответ и, чтобы спрятаться от внимательного взгляда, поднялась, и принялась делать какао и себе.

— Понял. Значит, нет. Как ты справляешься, Алика?

— Ты приехал посочувствовать? Не стоит. Только не ты! Или… или ты приехал просить вернуться к Марату?

— Нет, — твердо ответил Егор. — Я предпочитаю не вмешиваться в чужую жизнь. Видишь ли, для любого инвалида это болезненная тема — неприкосновенность. В определенный момент времени все близкие решают, что у такого как я нет ничего личного. Даже самые любящие люди так себя ведут. Потому я не буду тебя просить вернуться к моему брату, хотя вижу, как ему херово. А сочувствие мое ты вряд ли оценишь. Но оно есть.

— Есть? — резко обернулась я.

— Я его ненавидел сначала. Отца твоего. А потом, заешь, перегорело. Вообще всё. Силы уходили на борьбу с этим, — он с ненавистью взглянул на свои ноги. — Ни на любовь, ни на всё остальное сил уже не оставалось. Я не простил, я просто отпустил.

— Мне жаль.

— Я знаю. Ты добрая девочка. Ты здесь вообще ни при чём. Но, прости, один раз мне придется влезть в твою жизнь. За этим я и приехал. Не просить, а попытаться объяснить. Мне ничего не рассказали о том, что произошло, но я догадливый, к сожалению.

— Я заметила, — взяла чашку в чуть подрагивающую ладонь, и опустилась на стул.

— Я просто хочу, чтобы ты кое-что поняла. Я — старший из братьев. Родителей не стало, и тянули младших мы с Маратом. Зарабатывали неплохо, но на всех не хватало. Жили все вместе, чтобы сэкономить, так как за одного нужно было за баскетбол заплатить, другому — курсы английского, и так далее. Мы оба чувствовали свою ответственность за семью. Особенно когда потеряли маму и папу. Это нас еще сильнее сблизило. А затем, — Егор чуть скривил красивые губы, — со мной случилось это. Я выжил-то чудом. Вроде и переломанный лежал, но вдобавок любую болячку стал подхватывать — простуды, пневмонию… чего только не было. А до больницы я вообще не болел ничем, здоровье было отменное. Все эти болячки меня в больнице задерживали. Деньги шли только на меня. Марат… мы привыкли вместе делить ответственность, но неожиданно она на него одного свалилась. Ему пришлось не только младших на себе тянуть, но и умирающего брата. И работать при этом.