Я тяжело дышу. Шумно. Марат не понимает! Да и никто, наверное, не поймет, ведь он верные факты излагает, но выворачивает их.

Папа был жестким родителем, даже жестоким, хоть и не бил меня. Изводил, кричал, доставал как мог. Иногда наказывал игнором. Любил маму, а меня, как мне иногда казалось, ненавидел. И в то же время на несколько дней в месяц он превращался в идеального папу – тайком водил по кондитерским, где мы объедались сладостями, утаскивал меня на рыбалку, шутил, смеялся… не было бы этих моментов, может, я бы и разлюбила, но были же! И да, я сбежала от него! Почти сразу после смерти мамы, которую он безумно любил. Нормальная дочь бы осталась, утешала бы, поддерживала, а я сбежала, чтобы не свихнуться.

Но папу я любила.

– Отчасти прав, но я тебе еще раз говорю – ничего это не меняет.

– Жалеешь, что я тебе рассказал?

– Нет.

– Почему же, раз это ничего не меняет?

– Хочу подумать, как исправить хоть что-то из того, что он натворил, – устало выдохнула я.

Злость испарилась, будто её и не было. Я до сих пор не понимаю, верить в слова Марата, или не верить. Наверное, придется принять этот рассказ за аксиому, разнюхивать правду и подтверждать факты я не стану, это как в грязном белье рыться. Отвратительно.

– Если ты рассказал мне это, чтобы меня вернуть, то ты сволочь, Марат. И абсолютно не понимаешь людей.

– Должен же я был попытаться, – также устало бросил он. – Была идея подарить тебе цветы, но это как-то мелко.

– Цветы, – фыркнула, – ты же богатый… кстати, ты миллионер, или миллиардер? Столько спала с тобой, даже жила, и до сих пор не знаю.

– До миллиарда осталось всего-ничего. Разочарована, что спала с «всего лишь» миллионером?

Он усмехается. Я тоже. Не хочу сейчас думать о том, что узнала, я лучше буду действовать, но чуть позже. А сейчас я хочу расслабиться, иначе сойду с ума.

– Разочарована ли я? Есть немного. Цветы, блин, – закатила я глаза. – Идеи у тебя только такие: либо цветы, либо ужастики?

– Думал над украшениями, – улыбнулся Марат.

– Скучно. Купил бы мне Бугатти, что ли. Думаю, именно так извиняются почти миллиардеры – Бугатти с бантом у подъезда, – пошутила я.

– А цвет? – тон у Марата тоже несерьезный.

– Хамелеон! И хром! И огроменный бант!

Боже, да мы оба чокнулись. Я хихикаю, будто две бутылки Кристинкиного марочного вина выпила, а Марат словно бабулиного самогона напробовался. Мне не до шуток, я всем телом чувствую дрожь как эхо от оргазма, когда пик позади, но еще потряхивает, вибрирует. Только это не оргазм, а стресс. И шутки нервические, дурацкие. Бугатти, блин. А всё соседский сынок, целыми днями смотрящий видео с обзорами машин.

Но меня и правда уже достала драма. Я должна грустить, сейчас самое время, и даже неприлично смеяться вроде бы, но… достало. Хочу жить! Хочу смеяться! Хочу шутить! Как Кристина хочу быть – легкой, несерьезной. Живот хочу наглаживать, ждать когда он начнет расти, рисовать на нем рожицы, фотографироваться. В парках гулять, ожидая осени, когда можно будет в желтые листья упасть, как на мягкий плед. Оттого и шучу, потому что иначе как вообще жить?

– Я всё проебал, Аль? Ты разлюбила меня? – спросил Марат уже у двери.

– Ты всё проебал, Марат. Я тебя не разлюбила, но я могу без тебя жить. С тобой – не хочу, – ответила я честно.

– А я без тебя не могу. И хочу с тобой.

– Жизнь несправедлива.

– Я тебя верну.

– Не стоит. Оба будем несчастливы, если силой вернешь, как грозил.

– Я не грозил. Я обозначил варианты.

– Ужасные варианты, – вспомнила я его слова про шантаж ребёнком. – Ты должен пообещать, что так не поступишь!

– Я постараюсь так не поступать, но я уже в том возрасте, когда точно понимаешь – лучше не говорить «никогда». Я всё равно тебя верну.