Провалилась в сгущающийся мрак, больше не чувствуя себя в этом мире. Кажется, по венам побежала наркота, активирую ту часть мозга, что стимулировала галлюцинацию. Послышался голос папы, где-то сверху донёсся рёв сирены, из яркого пятна света материализовалась мама, такая же красивая и молодая, как на свадебной фотографии с комода в гостиной.

Она погладила по волосам, слегка сжала плечо и пообещала, что всё будет хорошо. Уверила, что я сильная и смогу многое пережить. Поверила ей, улыбнулась, не в силах пошевелить губами и вымолвить хоть одно слово. Будто застыла в какой-то грани, не чувствуя собственного тела.

Мама нежно поцеловала в лоб, помахала рукой и исчезла в мерцающем коридоре, а за ней захлопнулся свет, погружая меня в кромешную темноту.

11. Глава 11

Я лежала на дне, стянутая путами, видела просвет, но не могла всплыть. Словно придавили мраморной плитой, похоронив заживо. Меня, то бросало в жар, и казалось, я готова была содрать кожу, вздувающуюся пузырями от языков пламени, то втягивало в обжигающий лёд, впивающийся миллионами иголок в тело. Ощутила присутствие кого-то рядом, но как не старалась, приподнять, свинцом налитые веки не получалось.

– Давай, моя хорошая, надо выпить лекарство, – услышала женский голос, и по горлу потекла тёплая горечь, вызывая спазм мышц. – Что же он с тобой сделал, девочка? Лев Владимирович в гробу переворачивается.

– Тебе кто-нибудь позволял рот открывать? – вклинился резкий голос Игната, а следом хлопнула дверь.

– Ты не понимаешь, что творишь, – перешла на повышенный тон Полина. – Поздно будет, когда поймёшь. Ничего не сможешь исправить. Назад такое не откатить. Ира никогда тебя не простит.

– За языком следи, Полин! – прикрикнул Немцов. – Не дай бог скажешь ей хоть слово. Уничтожу! Не посмотрю, что ты, фактически, вырастила меня.

– Я буду молчать. Но не потому, что боюсь тебя, – тихо произнесла Поля, и по лицу с шеей скользнула приятная прохлада от влажного полотенца. – Ирина не выдержит в своём состояние. Ты заигрался, Игнат, перешёл черту. Такое не отмолишь.

– Твою ж мать! Словарный понос? – процедил мужчина, и даже я, не открывая глаз, почувствовала еле контролируемую злость. – Мне не придётся отмаливать. Каждый получил по своим заслугам.

– Но Ира-то что тебе сделала? – всхлипнула Поля, укутывая меня в одеяло.

– Она расплачивается за…

Мне очень хотелось узнать за что плачу я, но, видно, в питьё примешали снотворное, и меня просто выключило, погрузив в спокойную темноту. Там было хорошо, тепло и комфортно. Там не было Игната, ассоциирующегося в данный отрезок времени только с унижением и болью.

Проснувшись, я, наконец, смогла открыть глаза. Странно, но меня разместили не на полу в спальне Немцова, а в моей старой комнате, которую выделяли, когда Лев Владимирович был ещё жив. Те же персиковые обои с белыми завитушками, та же кровать, застеленная весёлым, жёлтеньким бельём, те же кофейные занавески, плотно отгораживающие свет из окна.

Сложно было понять, какое сейчас время суток. Помещение освещали настенные светильники, слегка разбавляющие неоновыми шарами полумрак. Странная тишина, полное отсутствие звуков, будто имение Немцовых вымерло.

Поля позаботилась обо мне в своё отсутствие. На тумбочке стоял стакан с соком, графин с водой и булочки под салфеткой. Есть не хотелось. Только пить. Во рту драло от сухости, как будто я не пила несколько дней. Осушила стакан сока и плеснула туда воды. Никак не могла смыть горечь и избавиться от саднящей боли в горле.

С сарказмом подумала, что хозяин приходил за своим утренним минетом, совсем не чураясь бессознательного состояния рабыни. Смешно, если бы не было так плачевно. Попыталась сползти с кровати, плюхаясь на колени. Шатало по страшному, в голове пульсировало и кружились вертолёты, а зрение мутило от чёрных пятен. В ванную комнату решила привычно ползти. Не факт, что Игнат разрешил мне ходить, так что не надо расслабляться.