На первом этаже было пусто. Дневной свет, тонкими струйками пробивавшийся сквозь небольшие продухи, устроенные в стенах, едва освещал просторное помещение. Посередине стоял опорный четырехгранный каменный столб, проходивший через всю башню и служивший опорой для основных толстых балок межэтажных перекрытий, деливших строение на этажи. От стен веяло холодом, притоптанный земляной пол местами прорастал зеленой травой. Это место в башне предназначалось для домашнего скота. Пачи осторожно прошла внутрь, нашла у стены приставную лестницу и приладила ее к лазу в потолке. Ловко взобравшись по ступенеобразным зарубкам на толстом бревне, Пачи оказалась на втором этаже. Здесь было светлее. Оконные проемы с полукруглыми арками щедро дарили солнечный свет. У стен стояли широкие деревянные скамьи, что прежде придвигались к домашнему очагу, над которым на очажной цепи висел котел для варки пищи. Теперь же на скамьях сушились многочисленные овечьи шкуры, огонь в очаге погас. Пачи огляделась по сторонам. Глиняный пол покрылся густым слоем пыли, в углах висели нити паутины и оборванные концы веревок, что протягивались вдоль стен для развешивания одежды, на стенах в специальных нишах застыли свечные огарки. Видно было, что жильцы давно покинули свою башню, перебравшись на более ровную плоскость у подножия горы, но былое жилище не оставляли вниманием, найдя ему иное применение. Приподняв подол платья, Пачи подошла к ближайшей скамье и присела с краю. Переведя дыхание и утерев испарину со лба, девушка медленно провела рукой по мягкой шерсти овечьей шкуры, что лежала подле. Потом встала и прошла к противоположной скамейке, где взор ее упал на белоснежное густое руно, что блестело в лучах закатного солнца. Тут же, в углу, она приметила другое – золотисто-каштановое, завитое мелкими кудряшками. Пачи обернулась и увидела еще одно – серое с белыми островками, уложенное крупными волнами. Девушка свернула все три шкуры в рулоны и по одному спустила ко входу в башню. Справившись с последней, она отставила лестницу, поправила свою одежду и шагнула к выходу.

– Ты закончила? – спросил Пачи молодой человек, ожидавший ее снаружи, когда она вышла на свет, стряхивая пыль с рук.

– Да, я взяла все, что мне было нужно, – ответила Пачи.

– Дай я помогу, – вызвался юноша и, схватив три рулона, перевязал их толстой веревкой, – так будет легче нести, – заверил он.

Ноша была нелегкой, впрочем, все горцы были приучены к тяжелому физическому труду с раннего детства – и Пачи в их числе. Да и спускаться было легче, чем идти в гору.

Едва оказавшись возле дома дяди, она сняла связку из-за спины и присела тут же, у стены, передохнуть, прежде чем отыскать Марет и передать ей принесенные овечьи шкуры.

Мать невесты хлопотала во дворе, беспокоясь, чтобы ко дню свадьбы все было готово. Она осталась довольна выбором Пачи и, поблагодарив девушку за хорошо выполненное поручение, отправила ее уложить ковер ручной работы – истинг, что предназначался для приданого невесты. Пачи вернулась в комнату и снова погрузилась в мысли о том, кто не шел из сердца, надеясь, что, может, он все же ищет ее.

И лишь громкие голоса вернувшихся с родника девушек заставили ее отвлечься. Она выглянула в окно, нашла глазами Лему и вопросительно посмотрела на нее. Та, чувствуя настроение подруги, виновато глядя на Пачи, отрицательно замотала головой. Пачи шумно выдохнула, проведя рукой по лицу и обхватив ею шею. «Значит, и думать не о чем», – мысленно уговаривала она сама себя с некоторой досадой. Отвернувшись от окна, Пачи прильнула спиной к стене и прикрыла глаза, пытаясь унять охватившее ее волнение. «Все к лучшему! Надо поскорее выкинуть его из головы!» – думала она, тяжело дыша, как вдруг знакомая мелодия лезгинки своим зажигательным ритмом разлилась вокруг. Бросив всех, Лема ворвалась в комнату невесты и, схватив Пачи за руку, решительно потянула ее на улицу.