Все это время Иферус, затаив дыхание, внимал. Было невозможно понять ход его мыслей в тот момент – то он снова хмурился и, казалось, вот-вот подпрыгнет с кресла, чтобы по новой начать кричать, то он рассредоточивался и принимался чутко слушать, боясь упустить хотя бы одно слово. Скела говорит, что в тот миг отчетливо видел надежду на лице Иферуса, надежду на то, что сейчас он действительно получит ответы на истезающие его вопросы.

– Мой друг, я не могу подобрать для вас решение ваших проблем, – подвел итог Андрей Геннадьевич. – Все, что в моих силах – выслушать вас и помочь советом, который прозвучит так: “Примите утрату. Впустите Господа в ваше сердце и обретите смирение”. Вера – это то, что не позволяет нам сойти с ума. Где бы я был сейчас, если бы не Бог? “Уж точно не в дурдоме”, – подумал про себя Иферус, после чего встал и направился к себе в палату.

Спустя четверть часа идти на боковую решил и Андрей Геннадьевич и, направившись в сторону кровати, спонтанно для себя самого решил задержаться и зайти проведать Иферуса. Тот сидел на стуле с книгой в руках, постоянно отвлекаясь от чтения на странные действия: то сокращал мышцы лица таким образом, будто бы нечто резко попало ему в глазницу и причинило массу боли и неудобств, из-за чего он сильно напрягал шею, закрывая при этом стеклянный глаз; то заметно подергивал ногами и перебирал пальцами рук. Андрей Геннадьевич занял табуретку по соседству, чем вызвал явно недовольный вздох Иферуса. Загнув страничку в уголке и отложив книгу на прикроватную тумбу, он тягостно взглянул в сторону гостя, намекая, что ему тут не рады, и, не дождавшись какой-либо реакции, озвучил эту мысль:

– Знаете, я вообще-то собирался спать. Вам следует уйти.

– Разве? Вижу, что вы читаете знакомое мне произведение. Украдкой я успел заметить, что вы находитесь на середине четвертой, самой длинной главы, – это дает мне понять, что сна вы бы не увидели еще по меньшей мере с полчаса, – с легкой ухмылкой подметил Андрей Геннадьевич. – Занятно. Но что заставило вас быть столь убежденным в том, что я непременно дочитаю главу до конца? – едким голосом парировал аргумент Иферус.

– Исключительно опыт, мой друг! Людям, в попытке заглушить гнев, свойственно с отчаянием уходить в чтение, – это помогает им сосредоточиться на других эмоциях и, в конце концов, прийти к смирению.

– Да что вы всё заладили про смирение? – задергав глазом, злобно выпалил Иферус. – Смирением миру не поможешь. – А чем же, по-вашему, поможешь?

Иферус распрямился, одернул плечами и с воодушевленной интонацией ответил:

– Чисткой! Вполне по-христиански, не так ли? Плевать, каким образом, будь то потоп или намеренное устранение не заслуживающих жизни людей, – это единственный способ поддержки баланса и гармонии во Вселенной.

– Какие ужасы вы тут говорите! – с явным возмущением и досадой возразил Андрей Геннадьевич. – Не нам брать на себя роль судьи, решая судьбы людей! Это лишь во власти Всевидящего и Всезнающего! Голос Андрея Геннадьевича становился все громче и громче, когда Иферус, наоборот, понижал его. С определенной уверенностью можно было сказать, что Иферус становится спокойнее, разговор более не раздражает его, а вызывает лишь задор и желание проказничать, как у мальчишки, видящего перед собой прелестную девичью косу, за которую он неприменно дернет.

Последовало недолгое молчание, служившее Андрею Геннадьевичу возможностью продумать ответ. – А почему вы не рассматриваете вариант, где карательные меры в отношении прогнивших людей – это кара Господня, исполненная через руки людей, его слуг? – прервал поток его мыслей Иферус.