(Во время последней встречи и Башир Рамиев говорил, что его мать умерла при родах второго ребёнка, осенью 1920 года.)

Продолжим отрывок из воспоминаний. «Они переехали в дом Закир-абый Хакимова… Муж тёти [Дэрдменд] часто приходил к нам в гости, приносил хорошие чаи. Говорит: «Бери, Махруй, у вас ведь только травяной чай». Мы же заваривали чай из нарезанных и высушенных арбузных корок. Вот в Орске начались тиф и холера. Некипячёную воду не пьём. Мама наделала оберегов из чеснока и надела на всех детей. Но болезнь не обошла стороной и нашу семью. Самая красивая среди нас, мастерски игравшая на пианино Сара-апа умерла восемнадцатилетней. Дядя Закир на её похороны дал маме денег, привёз трёх овец. Ещё не отошли от переживаний её смерти, в ту же осень снова настигло горе. Дядя поехал в Оренбург с продуктами, чтобы проведать старшую дочь Уммугульсум. Возвращаясь оттуда, замёрз в поезде, потому что не топили, не смог оправиться от болезни и скончался. Врач сказал, что у него было плохо с сердцем. Утро, весь Орск запорошен снегом. Домашние сказали мне: «Мама твоя ушла к тёте-абыстай, сообщили, что дядя умер». Я тоже побежала туда».

Именно из этого простого, деревянного дома, выходящего пятью окнами на улицу, в октябре 1921 года Закира Рамиева-Дэрдменда проводили в последний путь. Здесь осталась его последняя одежда, последние рукописи. Как рассказывал сын Искандера Башир Рамиев, на какое-то время Махуба-абыстай и прислужница в доме Минсафа остались в этом доме вдвоём. Потом Искандер с трёхлетним сыном переехал к матери. Но где-то в середине 1922 года этот дом затопило, т. к. Урал вышел из берегов. Они опять переехали пожить к родственникам Махубджамал, взяв с собой лишь самое ценное.

Все дома и улицы, расположенные ниже той части Орска, что на возвышенности, раз в пятнадцать – двадцать пять лет затапливает в весеннее половодье. Если весной Урал и Орь вскрывались одновременно, льдины с обеих рек упирались в ущелье Губерлинской горной цепи, прикрывающей город с юга, вода неожиданно выходила из берегов и успевала затопить нижние улицы города за ночь. Такое случалось и в позапрошлом веке, и в 1942, и в 1957 годах, и позднее. Я был свидетелем затопления большой части старого города в апреле 1957 года. Тогда откуда-то пригнанные военные лодки перевозили работающих в Новом городе людей на работу. Клубы, школы и другие помещения города были представлены семьям, чьи дома были потоплены. Именно из-за такого нрава Урала более зажиточных людей города Орска хоронили на кладбище деревни Ильяс, который располагался на возвышенности на другой стороне реки. Несмотря на тяжёлые времена, Дэрдменда тоже похоронили в этой деревне башкиро-татарских конных казаков. И надгробный камень на могилу установили. В шестидесятых-семидесятых годах ещё были живы и те, кто провожал покойного до той самой деревни, вернее, хутора, и те, кто видел там в послевоенные годы надгробный камень. Магъсум-ага Шамсутдинов, участник драмкружка, организованного Мирхайдаром Файзи в 1910-х годах, даже отвёл меня туда и показал это кладбище. До начала пятидесятых, до расширения территории соседнего завода, часть кладбища оставалась на своём месте. На том участке и был похоронен поэт. Прежний «Ильясовский хутор» оказался в черте возведённого в тридцатых годах Нового города, а территория кладбища частично осталась под корпусами одного «номерного» завода. Территория этого завода сейчас окружена высоким каменным забором. Да, начатое в 1930-х годах строительство Нового города поглотило и бывшее «кладбище аристократов». Эвакуированный с запада осенью 1941 года завод использовал часть надгробных памятников на строительные нужды. Возможно, и памятный камень, стоявший некогда на могиле Дэрдменда, лежит в фундаменте какого-нибудь здания этого завода.