Играли так себе, словно любители на домашнем вечере, Николая это не смущало. Его не столько интересовали перипетии пьесы, сколько Фиона.

Роман был ярким, но непродолжительным. В конце концов Николаю надоела простецкая публика, легковесные постановки, да и сама красавица.

Окончание романа совпало с появлением в квартире нового жильца – Гриша Ионов представился начинающим поэтом. Гордое звание «вечный студент» новенький предпочел скрыть. Он учился в университете, кочуя с факультета на факультет, и каждый раз его выгоняли за лень и неуспеваемость. Гриша не унывал: он писал вирши, статейки, которые регулярно помещал то в одну, то в другую бульварную газету. Денег не хватало, но вечный студент в те дни, когда в карманах не шуршали купюры и не звенела мелочь, либо разносил почту, либо давал уроки.

Он подружился с Николаем и ввел его в поэтическое сообщество, которое раз в неделю собиралось в доме близ Пяти Углов. Николай и сам попробовал писать стихи, даже книжку выпустил под названием «Северные зори». И хозяйка салона, блистательная Аида, отнеслась к нему благосклонно, но досадная случайность помешала его поэтической карьере.

Нашлись доброжелатели, которые не поленились уведомить Фридерикса-старшего о Колиных успехах в обители муз, даже книжку прислали. И снова папа пришел в ярость. Он излил свой гнев в письме, в котором наотрез отказывался в дальнейшем оплачивать Николашины глупости.

Пришлось заняться репетиторством. И все же Николаша не родился бы бароном, если бы склонил голову и смирился с создавшимся положением. То есть, смириться-то он смирился – а куда ему деваться? Но признаться, что он сам зарабатывает себе на жизнь, было выше его сил. И Николай продолжал поддерживать легенду о разгульном образе жизни, о ресторанах, в один миг оказавшихся ему не по карману, о бесконечных романах. Иногда он вызывал Степана и с шиком возвращался домой на извозчике.

Идея стать инженером-путейцем возникла с появлением Петра Силина. А почему бы и нет? Столько дорог строят по всей необъятной Российской империи – неужели барону Фридериксу -младшему не найдется места службы? И что тогда скажет отец?

Правда, на лекции он не всегда успевал из-за своего репетиторства, отговариваясь байками о загулах в разных компаниях. Кажется, Петя поверил в ресторан на Каменноостровском…

– Ну, как дела, Николаша? – спросила Марфа Петровна, занося пузатый самовар в комнату. Она водрузила его на маленький столик, покрытый льняной салфеткой. Хозяйка с подобострастием относилась к титулованному жильцу и по возможности исполняла прихоти последнего. Ну как же. такой воспитанный юноша, а то, что занимается неважно, так это болезни роста: повзрослеет -поймет, что почем в жизни, глядишь, и выучится на какого -нибудь инженера. А пока она хвасталась в кругу ярославских, что у нее квартируют «аристократы».

Николай переписывал конспекты, позаимствованные у Петра. Он отрешенно посмотрел на Марфу Петровну – та расставляла на столике посуду – чашку с блюдцем, сахарницу и сухарницу, в которую высыпала печенье, купленное ею в кондитерской по просьбе жильца.

– С учебой -то как? – переспросила она.

Николай неопределенно махнул рукой, и многоопытная хозяйка решила, что дела плохи.

– Никак тебя опять выгоняют, Коленька? Ой, господи, что папаша Ваш скажет? – запричитала она так громко, что мысли Николая моментально переключились с конспектов на хозяйку.

– О чем Вы, Марфа Петровна? Никто меня не выгоняет -наоборот, спросите у Петра, если мне не верите, – ответил он. – Хотя… – он замялся, – С французским у меня неважно. Вы же знаете, у меня с детства два родных языка – русский и немецкий, еще один язык в голове не умещается. А требования такие, как будто путеец не может обойтись без французского.