Кругом горели ранее подожженные солдатами дома, которые утопали во фруктовых деревьях. От одной ветви к другой передавали деревья огонь и не давали ему погаснуть. Не ведая жалости, огонь пожирал густо цветущие ветви, горели белоснежные цветки яблонь, алеющие персиковые цветочки. В густой зелени травы пестрые полевые цветы сплетались в смертельном объятии с пламенем и, обуглившись, падали к ногам так же, как и зеленая трава, как совсем недавно перед этим падали и люди.

Некоторые обезумевшие от страха солдаты кинулись прочь от селения, оно им теперь казалось адом. Они не обращали внимания на крики, ругань и удары офицерских кулаков, пытавшихся таким образом привести их в себя. Наконец и сам генерал понял, что это самый лучший выход из создавшейся ситуации и решил вывести войска из ужасного селения. Среди криков и ругани обезумевших солдат, стонов раненных и умирающих, в шуме горящих домов и деревьев из-за застилающего все вокруг дыма не понятно было, где именно находятся горцы. Режут ли еще в селении солдат или же ускакали на своих безумных как и они сами конях и снова готовятся к нападению. Поэтому теперь криками и угрозами генерал пытался собрать вокруг себя старших офицеров:

– Вывести войска! Срочно вывести! Приказываю! Прочь отсюда! Позвать ко мне старших офицеров! Прочь… живо! – охрипшим от нервного крика голосом кричал генерал и кашлял от копоти и дыма.

– Будет сделано, Ваше превосходительство! – приложив руку к козырьку фуражки, исчезали в дыму некоторые младшие офицеры, случайно пробегавшие мимо.

– Есть! Слушаюсь, Ваше превосходительство! – пытались вытянуться в струнку другие.

Но многие солдаты без приказа и офицерских пинков выполняли приказ генерала, словно он им его шепнул на ухо.

– Мама!.., – кричали некоторые.

– Господи! Спаси и сохрани!.., – не успевая осенить себя полностью, крестили только лоб тремя пальцами другие.

Несколько тысяч солдат устремилось по дороге, ведущей из изувеченного селения, вдоль помутневшей и злобно заголосившей реки. Некоторые солдаты, растерявшись, не заметили, что бегут в сторону гор. Офицеры догоняли их, били по лицу кулаком, приводили в чувство и направляли в другую сторону. Из более крепких солдат офицеры группировали и выставляли дозоры, прикрытия вокруг войска.

Генерал, наконец, сам возглавил отход войск. Он посылал вперед разведчиков для поиска в лесу открытой местности, чтобы собрать там войско для перегруппировки. Долго шли солдаты, выставив ружья со штыками по обе стороны дороги в сторону леса, прежде чем разведчики, наконец, доложили, что найдена удобная для сосредоточения войска поляна на высоком берегу реки. Постепенно отход стал принимать организованную форму. На огромную поляну стали прибывать солдаты, повозки, пушки. Были выставлены дозорные посты. Солдаты слушались офицеров, как и прежде по-рабски, беспрекословно. Неудивительным было то, что солдаты и в самом деле были в рабском положении. За двадцать пять лет службы, что солдату-рекруту приходилось служить в армии, человека можно легко превратить в послушного раба. Но эти солдаты по рождению были в рабском положении в собственном государстве.

День уже клонился к вечеру. Солнце чаще начало заходить за отяжелевшие облака. В этом благодатном краю в густых лесах чуть ли не половина деревьев были плодоносными, и сам лес в пору цветения походил на огромный цветущий сад. И нынче, весенней порой, лес утопал в цветущих деревьях, а редкие поляны в пестрых коврах цветов, напоминая райские сады.

В кошмаре взрывов, дыма и огня вражеское войско так и не смогло понять, в каком направлении скрылись горцы, так неожиданно атаковавшие их. Но генерал надеялся, что взял в свои руки ситуацию, и что больше такого конфуза не случится. Войско укрепилось на новых позициях, и теперь оно снова было управляемым и боеспособным. Раненные толпы солдат потянулись к походному лазарету, а голодные старались держаться ближе к походной кухне.