Наконец вступила в свои права весна и расцвела, пытаясь хоть запоздало, но душевно порадовать людей. Но страшная весть, дошедшая к тому времени до гор, омрачила и эту божественную радость.

Царские войска уже в который раз вторгались в пределы земель свободных горцев, и кидало в жестокую мясорубку войны бесчисленное множество своих рабов-солдат. Царские приспешники давно превратили свой собственный народ в бесправного раба. Крестьянина могли продать как собаку, нередко и обменять несколько крестьян на одну породистую собаку. Солдаты, с детства познавшие свое рабское положение и место в жизни, и в мыслях не допускали непослушание офицерам, хотя они и не могли не видеть бесчеловечность и несправедливость этих войн.  Свободолюбивые горцы, не признающие неравенство человека перед человеком, во всех газетных строках, в своих указах и официальных заявлениях царскими холуями с брезгливой пренебрежительностью назывались недочеловеками и дикарями. Люди с плебейским мышлением, по сути дела рабы до мозга костей, называли истинно свободных людей дикарями и, всю свою огромную рабскую военную машину направляли на уничтожение целых селений, всего населения вплоть до грудных младенцев. Но ложь царских злодеев была чудовищно огромной, и во всем мире верили их заверениям, будто они несут только культуру диким народам. Словно чуждую культуру можно внедрить, не уничтожив предварительно, уже имеющуюся культуру. В этом жестоком мире важно лишь обвинить, создать образ врага, а затем явить себя спасителем мира, жесточайшим образом уничтожая, уже очерненного человека. А погибал не только свободный народ, но и гибли единственные зачатки истинной свободы во всем мире, у которого этот так называемый цивилизованный мир мог бы, будь он хоть чуточку прозорливей в своей цивилизованности, перенять образ воистину реального демократизма.

 Равнинные сородичи горцев просили горных соплеменников о помощи в войне против орд захватчиков, в десятки раз превосходящих их по количеству и вооружению. Уже были разрушены и сожжены дотла многие равнинные селения. Злобные орды захватчиков двигались к селениям, находящимся у подножья Черных гор.

 В горном селении немедля начали собираться  удальцы на помощь равнинным братьям. И было бы удивительным, если бы одним из первых среди тех достойных молодцов, не оказался Висит. Перед отправлением на войну Висит заехал к Заре, но храбрый воин в эти минуты с трудом находил слова утешения для девушки.

– Как и ваша я вынужден оставить тебя одну, Зара, моя милая сестра! – говорил он виновато.

Но девушка не проронила ни слезинки, она была горда за своего Висита.

– Да будет удачным твой нелегкий путь! Пусть Всевышний Дела хранит тебя и твоих собратьев! Пусть в бою рука твоя будет быстрой, а поступь твердой! – напутствовала девушка храбреца.

 Наутро Зара со всеми односельчанами проводила воинов всадников, отряд которых был сколочен из добровольцев на скорую руку. Горцы очень спешили, и прощание с родными и сельчанами было недолгим.

 А Зара до самого вечера усердно хлопотала по хозяйству. Вечером, лишь сумерки спустились на землю, прошлась она по соседям и попросила их присмотреть за домом и за живностью в их дворе. Лишь о том, сколько времени им придется смотреть за домом и сколько времени ее не будет, девушка не сказала ни слова. А соседям, если они хорошие соседи, о таких вещах спрашивать и неудобно.

 После полуночи, когда погруженное в сон селение затихло, Зара оседлала своего Сирдина. В одну из своих лучших юношеских черкесок нарядилась девушка, приготовила оружие так, как ее с детства учил ее достойный отец. Запасы пороха были надежно защищены от сырости, вычищенное до блеска необычно длинное кремневое ружье спрятано в чехол. Огромный отцовский лук (к тому времени незаслуженно забытый воинами, предпочитавшими в бою лишь грозные кремневые ружья) и два колчана с короткими и длинными стрелами, несколько круглых глиняных кувшинчиков с горючей смесью прилажены к седлу коня.  Проверен и надежно спрятан во внутренний карман и кремень-зажигалка. Была готова и, невиданной величины по тем временам, подзорная труба в специальном футляре. Шашка дамасской стали была наточена долгими ночами так, что подброшенный носовой платок, опускаясь на острие лезвия, легко разрезался на две половинки. Знаменитый кинжал мастеров из Дарго на наборном ремне завершал все приготовления. Привычным движением села она в седло и дала волю своему нетерпеливому другу, учуявшему дальнюю дорогу. Словно тень в ночной тишине выехала юная Зара из селения, и еле уловимый цокот копыт Сирдина удалялся с поразительной быстротой в неведомую даль.