Судя по перешёптываниям соседей по автозаку, ничего особо хорошего они от случившегося не ждали. Пусть русские полицейские работают не так жёстко, как североамериканские и европейские, но их суды послаблений задержанным за экстремизм практически не дают. Запросто вместо штрафа могут впаять несколько лет отсидки или даже отправить на принудительные работы на юг, отвоёвывать у пустыни бывшие когда-то плодородными земли.
Несколько лет отсидки… Тюремного опыта у Риты Родригес не было. И это, конечно, страши́ло. А вот работы, пусть даже принудительной, она не боялась. Привыкла уже после каждой акции восстанавливать ненавистный соцстатус длительным волонтёрством в госпиталях, хосписах и приютах. Другие, насколько ей было известно, подобным не занимались. Собственный статус их не волновал – как раз по призывам «Движения». Раз меньше ста всё равно не опустится, то и плевать.
Рита их точку зрения, к слову, вполне разделяла и ухаживала за больными и немощными вовсе не из-за статуса. Она занималась этим и раньше, ещё до знакомства с Тео Бенисиу и его идеями. А сейчас волонтёрство казалось ей просто другой формой борьбы, более медленной, но не менее важной, чем митинги и удары по олигархам и их наймитам. Здесь – выброс адреналина, взрыв, схватка. Там – погружение в мир и в себя, неспешное понимание сути того, что делаешь и зачем…
Но попадать к судьям она всё равно не хотела. Ведь если ей вынесут приговор, пусть даже максимально мягкий, дома её стопроцентно будет ждать новое увеличение возраста совершеннолетия, а значит и продолжение опекунства, лет где-то до тридцати или больше… И Риту это совсем не устраивало. Оставшимся от родителей состоянием она должна распоряжаться сама, а не неведомый опекун, которого, кстати, она ни разу не видела…
Около КлоноЦентра автозак стоял минут десять. Для тех, кто находился в «салоне», команда на выезд поступила внезапно.
– Держитесь, болезные, – донеслось из кабины, и машина резво тронулась с места.
На ругань задержанных, не успевших схватиться за какой-нибудь поручень или соседа, конвойные лишь посмеялись.
Рите повезло. На неё никто не упал, и она тоже ни на кого не упала. О комфорте своих «пассажиров» водитель автозака если и думал, то явно не в первую очередь.
– Как, б…, картошку везут, – глухо матерились попавшие в оборот байкеры.
– А куда нас сей… час, кто знает? – спрашивал кто-то, клацая челюстью на очередной ямке-ухабе.
– А х… его знает, – отвечали ему в том же тоне.
Чуть полегчало, когда транспорт вырулил, наконец-то, из парка и дорога стала ровнее.
«Облегчение», впрочем, длилось недолго – всего пять минут. Машина внезапно дёрнулась, спереди послышался звук удара, и все снова попадали друг на друга.
То, что конвойный транспорт остановился и его даже развернуло на полосе, байкеры осознали не сразу. Большинство охали от ушибов, ругались и пытались вернуть себя в нормальное положение.
Всё изменилась, когда в задней части «салона» раздался громкий щелчок.
Ругающиеся замолчали, как по команде. Тридцать пар глаз уставились на приоткрытую дверь.
– Атас! Валим! – выкрикнул кто-то сбоку, и в ту же секунду, будто очнувшись от наваждения, задержанные ломанулись наружу.
Рите опять повезло. Она находилась достаточно близко к двери, поэтому её попросту вынесли-вытолкали на улицу. Ушибленная коленка и едва не вывернутый в давке локоть не в счёт. Быстро вскочив, девушка метнулась к ближайшему проходу между домами. Разум подсказывал: главное – быстрота. Ведь если все точно так же бросятся кто куда, врассыпную, шансы, что ей удастся удрать, вырастут многократно.