Приходить в себя было нестерпимо больно и до дурноты муторно, но жизненно необходимо, поэтому пришлось шевелиться, причиняя себе адскую боль, и этим самым разгонять одолевавшую меня сонливость. Глаза мои были закрыты и открыть их, чтобы осмотреться, я была пока ни морально, ни физически не готова. Однако, это ни в коей мере не останавливало миллиарды колючих, разноцветных, двигающихся с неимоверной скоростью и исключительно по кругу, искр, которые вспыхивали каждый раз, когда я пыталась пошевелить головой. И как будто искр мне было мало, так еще и тошнота подкатывала к горлу каждый раз, как только я хотя бы пыталась пошевелить стопудово-тяжелыми веками, чтобы открыть глаза. Интересно, удивилась я, это кому же я так понадобилась, чтобы меня похищать прямо с достаточно неплохо охраняемой территории академии и что этому кому-то от меня надо? Я прекрасно осознавала, что убить меня там, в парке, было гораздо проще, чем бить по голове, потом какое-то время тащить в мешке мое хоть и изящное, но достаточно увесистое и весьма материальное тельце, после чего пихать мне в рот кляп с какой-то одурманивающей и тошнотворной гадостью, связывать по рукам и ногам и затем еще и ждать, когда же я очнусь. Следующая мысль, которая была о том, что если я до сих пор жива, то это отнюдь не потому, что похититель руководствуется правилом: «не убий», а потому что ему что-то от меня нужно… – порадовала меня еще меньше, потому что секретов, которыми бы я была готова поделиться, я не знала. Дура, отругала я себя, тебя должно другое волновать, то, как выбираться-то будем? И собираются ли тебя оставить в живых? Ну-у-у-у, рассуждала я, пока возможно собираются…

Вот, тьма! Бабушка меня убьет! Пришла следующая мысль. Ведь если похитили и удерживают живой, значит, возможно, будут требовать с бабушки выкуп! А ведь она сотни раз настоятельно просила меня быть осторожной и разумной, и не просто просила, а требовала. А прогулка в одиночестве, в полночь, в парк для свидания с неизвестно кем и, по большому счету, неизвестно зачем, ну никак не подходит под определение: «вести себя осторожно и разумно». Да, уж, сделала я печальный вывод, не фламинго ты розовый, Каро, а самая, что ни на есть глупая гусыня. Страх разочаровать бабушку придал мне сил, и я попыталась пошевелить затекшими руками и ногами. Однако, мои запястья и щиколотки были так туго стянуты веревками, что я совершенно не чувствовала ни своих явно вывернутых рук, ни, чтобы там с ними не было, ног, и поэтому единственное, что я смогла, это издать протяжный стон, да и тот практически мысленно, потому что кляп не позволил мне даже такой малости, как постонать в свое удовольствие. И даже это были далеко не все мои проблемы, как оказалось, потому что я осознала, что ощущаю не просто дурманящий и лишающий способности мыслить трезво и четко запах лекарства, которым был пропитан мой кляп, но запах сыворотки правды.

– Каро, – вдруг сообщил мне уже знакомый голос моего похитителя, – судя по тому, как ты дергаешь головой и мычишь что-то нечленораздельное, то ты уже пришла в себя…

– Мммм… ммммм… – подтвердила я, что он прав.

– Каро, я сейчас сниму с тебя мешок и вытащу из твоего рта кляп, но не для того, чтобы ты заверещала, потому что в этом, поверь мне, нет никакого смысла, у этого здания очень толстые стены, да и само здание находится в нежилом районе, а для того, чтобы мы поговорили. И если будешь хорошей девочкой, я, возможно, даже сохраню тебе жизнь или, по крайней мере, убью тебя наиболее гуманным способом… –  он снял с меня мешок и вытащил кляп, и я на свою и так больную голову открыла глаза…