– Я должен, потому что это гарантирует, что ты останешься чистой и избежишь соблазна.

Мне хочется ударить его. Сильно, до крови. Но я стискиваю зубы до скрипа, цепляясь за последние крупицы терпения.

– Я усвоила урок, Мэтти, – вру я. – Не отнимай единственную кроху свободы, которая у меня осталась.

Матео останавливает машину перед каменной лестницей, ведущей к входной двери. В воздухе нарастает напряжение, пока мы молча сидим внутри. Вооруженные soldati, охраняющие дом, бросают на нас быстрые взгляды и снова смотрят вперед.

– Я не скажу ему. – Брат поворачивается и окидывает меня мрачным взглядом. – Но подобное не должно повториться. Дело не только в том, что ты расстроишь папу или famiglia Греко. Дело в твоей репутации, Наталия. Потеряв репутацию, ты погубишь себя.

Возможно, так мне и следует поступить. Специально переспать с кем-нибудь и сделать так, чтобы монстр узнал об этом. Я знаю, что стану изгоем. Позором, паршивой овцой в семье. Но если это поможет избежать брака с этим stronzo, возможно, оно того стоит.

Матео, прищурившись, наблюдает за мной, как будто проник мне в голову и прочел мысли. В меня впивается пристальный взгляд Лео, и я отвожу глаза и киваю.

– Знаю. – Хватаюсь за дверную ручку. – Я больше не буду косячить.

– Нат, – останавливает меня Матео, когда я опускаю одну ногу на землю. – Я знаю, что ты расстроена, но у тебя были годы, чтобы принять свою судьбу. Таковы правила для женщин внутри famiglia. Девственных невест уважают, а жен почитают. Ты ни в чем не будешь нуждаться. Я знаю, что ты не рада, но все образуется. Вот увидишь.

– Это чушь, и ты это знаешь! – моментально завожусь я. – Ты бы принял свою судьбу, если бы она не сулила власть? Если бы до конца жизни не имел ни малейшего контроля?

– Речь не обо мне, а ты ведешь себя как ребенок. Возьми себя в руки.

Сейчас мне правда хочется врезать брату, но смысл? Матео так похож на отца, что иногда это пугает. Самое ужасное, я уверена, что он в это верит. Как бы сильно брат ни обожал меня – а я знаю, что это так, – он все равно не видит ничего плохого в будущем, которое меня ожидает. Не знаю, почему продолжаю протестовать.

Он никогда не поймет меня.

Я изображаю покорную улыбку.

– Поднимусь в свою комнату. Скажи маме, что я позвонила тебе и попросила меня забрать, потому что плохо себя почувствовала.

– Va bene.

Выхожу из машины. Во взгляде Лео мелькает сочувствие, но так быстро пропадает, что я не уверена, что мне не показалось. Тихонько проскальзываю в дом, снимаю туфли и на цыпочках крадусь к себе. Всю ночь я беспокойно ворочаюсь, оплакивая свою ничтожную жизнь и рыдая в подушку над безответной любовью.

На следующее утро за завтраком я непривычно тихая, но, когда мама спрашивает, что случилось, сваливаю все на свою надуманную болезнь. По правде говоря, я действительно больна от тоски и страдаю от того, что Лео отказывается воспринимать меня больше, чем сестрой. Еще мне невероятно стыдно за то, что случилось вчера вечером. Это так унизительно, и я злюсь, что Воган попал под раздачу. Он не сделал ничего плохого, просто запал не на ту девушку. Мои мысли и эмоции качает туда-сюда, и в голове полный сумбур. Надо мной нависла темная туча, как саван, и нет никаких сил притворяться, что я не впала в меланхолию.

Погоняв еду по тарелке, извиняюсь и выхожу пройтись по территории нашего поместья.

Много лет назад, когда мы только переехали сюда из городского пентхауса, папа построил для мамы дорожку, и я иду по ней вокруг дома. Периметр участка охраняют вооруженные soldati, они стараются не попадаться на глаза, создавая иллюзию уединенности. Я печатаю сообщение Фрэнки, заверяю, что со мной все хорошо, и обещаю, что увижусь с ней завтра в школе.