– Угадал, – едва заметно киваю.

– Прибереги его до того момента, как встанешь на колени, – угрожая, травит взглядом.

– Это, Ромасенко, случится разве что в твоём сне, – рикошетом по слогам проговариваю, и его лицо багровеет от злости.

– Шухер! Географичка ползёт, – громко объявляет Чижов.

– Или валишь на хрен из этой школы самостоятельно…

– Предпочту второе или, – перебиваю, не дослушав.

– Я предупредил тебя, стукачка.

– Окей.

– Ромасенко, что там такое? Был звонок. Немедленно займите своё рабочее место! – ругается пожилая старушка, вошедшая в кабинет.

Филатова, склонившись в три погибели, удирает к себе.

– Вы-то почему не на своём, Марь Семённа? – нагло дерзит Максим, неторопливо прогуливаясь до своей парты.

– А? – переспрашивает учительница, не расслышав.

– Глухая карга. Вы, говорю, почему не на своём? – орёт он громче. – Четыре минуты урока прошло, – указывает пальцем на часы.

– Была у медсестры, – зачем-то отчитывается перед ним женщина. – Давление подскочило.

– Ей уже гроб примерять, а она всё на работу прётся.

Придурок.

– Вы ж говорили, что тот год последний? Что на пенсию уходите. Типа баста, завязываете со школой, – подаёт голос Зайцева, жующая жвачку.

– Ой, да я бы с превеликим удовольствием Вас, троглодитов, не видывала больше. Да только пенсия какая у нас? Смешарики… – кладёт на стол старый кожаный ридикюль. Извлекает из него бумажный журнал, платок, очешник. – Сейчас отметим отсутствующих и начнём урок. Так. Поехали. Абрамов?

– Нет его.

– Прогуливает?

– По уважительной причине отсутствует.

– Что ещё за причина?

– Менты прессуют, – тихо произносит один из футболистов.

– Мария Семёновна, Абрамов отсутствует по заявлению родителей, – докладывает Филатова.

– Спасибо, Полиночка.

– Спасибо, Джугашвили, – язвит Ковалёва.

Дурной пример заразителен.

Нельзя позволять подобное и давать слабину.

– Фамилию произноси правильно, жертва аборта, – чеканю ледяным тоном.

– Что ты там сказала? – таращится на меня, поперхнувшись своим негодованием.

– Что слышала.

– Совсем оборзела, овца!

– Ковалёва, вы мне мешаете! – учительница стучит ручкой по столу.

– Меня оскорбляют вообще-то! – возмущается блондинка.

– Тихо, Вик, позже с ней разберёмся, – успокаивает её подруга.

– Котов здесь?

– Да.

У меня вибрирует телефон.

Леван:«Как дела, Тата? Ты не ответила на сообщение»

Леван: «И так и не позвонила»

Блин, точно. Я совсем забыла о том, что обещала ему на вокзале.

Леван: «У тебя всё в порядке?»

«Привет. Да. Просто переезд, новая школа. Сам понимаешь…»

Леван: «Как тебя приняла семья матери?»

«Нормально»

Леван: «Жаль, что нельзя было забрать тебя к нам»

«Ты сам знаешь мнение отца на этот счёт»

Леван: «Не переживай, летом точно заберу (подмигивающий смайл)»

«Что бы это значило?»

Дурой прикидываюсь.

Леван: «Предложение буду делать, ты же помнишь»

И нет, он не шутит.

«Как сам?»

Леван: «Всё хорошо, но уже скучаю по тебе дико»

«И я (грустный смайл)»

– Записываем тему. Коэффициент увлажнения.

– Максимальный. Когда Ромасенко в классе, – демонстрирует свой пошлый юмор сын директрисы.

А эти идиоты и рады. Смеются.

Стадо баранов.

– Вы записали тему? Хватит паясничать, товарищи выпускники!

«У меня урок. Напишу тебе позже, хорошо?»

Леван:«Буду ждать, Тата»

Леван: «Не пропадай. Начинаю волноваться, когда ты долго не выходишь на связь»

Блокирую экран, поднимаю с пола тетрадь, учебник и ручку. Смотрю на доску.

Как так случилось, что я со всеми этими событиями забыла позвонить ему?

Поясню.

Леван Горозия – мой жених. Он тоже грузин. Ему двадцать один и он учится в Высшей школе бизнеса МГУ. Наши семьи очень давно знакомы. Отцы вместе начинали общее дело в Тбилиси и ещё там решили, что непременно должны поженить нас в будущем.