– Кто-то может это подтвердить?

– Когда я уходила, Максим и ребята были в гостиной.

– А уходили вы, простите за уточнение, в ресторан?

Светлана бледнеет и сливается лицом по цвету с белоснежной блузкой.

– Да.

– Вместе с вышеупомянутым гражданином Градовым, – добавляет он, и её щёки вновь красочно вспыхивают румянцем.

– Вы с Дмитрием Анатольевичем в каких отношениях?

— Какое это имеет значение! — возмущённо восклицает директриса.

– Самое прямое. Нам важны все детали.

Тук-тук.

Дверь приоткрывается и на пороге кабинета появляется девушка.

– Извините…

– Зайди позже, – несколько раздражённо бросает мать Ромасенко. – Кто такая? Почему не на уроке? – явно срывается на неё.

– Светлана Николавна, – растягивая гласные, гундосит дама-одуванчик, – это наш новый психолог. Маргарита… Алексеевна. Голубцова принимала. Первый день работает.

– А… – директриса растерянно смотрит на девушку.

Неудивительно, что она приняла её за ученицу. Эта Маргарита и впрямь выглядит нашей ровесницей.

– Так я поприсутствую? – осторожно спрашивает психолог, прижимая блокнот к груди.

– Да, проходите, – в неопределённом направлении машет рукой директриса.

– Угу.

– Ей восемнадцать-то есть? Проверяли? – ухмыляется Ромасенко, переглядываясь с товарищами.

– На приём как записаться? Хочу, чтобы вы со мной поработали, – вызывающе вскинув подбородок, улыбается парень, сидящий по левую руку от него.

Они ржут.

Придурки.

Вот уже прям вижу. Этой девушке тяжко тут придётся.

– Молодые люди, вернёмся к нашему разговору, где вы находились тем субботним вечером? – подаёт голос второй сотрудник.

– Эт чё допрос?

– Я требую адвоката, – ёрничает Чижов.

– Пока ещё это беседа. Так где? Давайте по очереди.

– Я летел из Турции в Москву, – отвечает парень, которого я вижу впервые.

– Фамилия?

– Горький.

– Дальше пошли, – записывая в бланке, переходит к следующему. Фамилия?

– Чижов.

– Где были тридцатого вечером?

– В огороде.

Его друзья смеются.

– Кто может подтвердить?

– Водитель говновозки. Он приезжал по заявке очистить сортир от…

– Мы поняли. Вы? – переключается на короткостриженного.

– Свободный. Зависали дома у Ромасенко.

– Что делали?

– Играли в приставку.

– А потом?

– Пиццу жрали и смотрели футбол.

– Машину гражданина Градова в тот вечер брали?

– Ну брали и чё, – отвечает вместо него Ромасенко.

– Без спроса.

– Так это ж почти папина, – фактически выплёвывает это слово и сразу становится ясно: отношения у Максима и ухажёра Светланы Николаевны не складываются.

– Куда ездили?

– По городу катались.

– На пляже были?

– Нет.

– А в лесу как оказались?

– Тёлок привезли. Потра…

– Максим! – вовремя одёргивает его директриса.

– Типа на пикник. Ну вы поняли, – многозначительно поигрывает бровями. – Это наши одноклассницы. Они подтвердят.

– То есть утверждаете, что ни вы, ни ваши друзья не причастны к тому, что произошло на пляже.

– Сечёшь, – кивает.

– Шину где прокололи?

– Где-то поймали стекло, – пожимает плечом.

– Он врёт, – не выдерживаю я.

Устроили цирк!

– Кого из этих парней вы видели в тот вечер на побережье?

Ромасенко перехватывает мой взгляд и едва заметно предостерегающе качает головой.

«Слышь, держи язык за зубами, поняла?»

«Ты ничего не видела и не слышала»

«Расколешься – пожалеешь по-крупному».

– Свободный, Ромасенко, Абрамов, – чётко называю фамилии виновных.

– Да она гонит...

– Вы двое – на урок, – Светлана Николаевна указывает пальцем на Чижова и Горького.

– А поприсутствовать можно?

– Не можно! На урок я сказала! Живо!

Они нехотя поднимаются со стула и выходят, бросая сочувствующий взгляд на компанию оставшихся.

– Вы почему в очках? – обращаются к кучерявому.

– Аллергия на свет.