Когда "Исудзу" остановился и Серега с чернявым вышли из машины, Хмель обнаружил, насколько они пьяны. Их качало, будто они не по твердой земле ходили, а плыли на корабле по неспокойному морю.

― Дед! ― пьяно орал чернявый. ― Есть вопросы!

Подошел к окну и требовательно постучал. Никто не отозвался. Это завело чернявого с пол-оборота. Он зло ударил по стеклу прикладом ружья. Со звоном посыпались осколки. И снова ― ничего. Серега и чернявый переглянулись. Только теперь они что-то заподозрили. Если бы они видели мертвую собаку, которую сейчас видел Хмель, они бы насторожились еще раньше, ― но собаку от их взглядов закрывал сарай.

Чернявый, не выпуская из рук ружья, пошел к крыльцу. Поднялся по ступеням, ударил в дверь ногой, дверь распахнулась, открывая пугающе темное нутро сеней.

― Дед! ― крикнул чернявый, хотя уже было понятно, что никто из дома не выйдет.

Серега наблюдал за происходящим, стоя у машины.

Чернявый вошел в дом, держа ружье перед собой.

И надолго установилась тишина. Нет, совсем ничего. Только, кажется, мухи звенят. Хмель не сразу догадался, что мухи ― это там, где собака. Кружат роем над трупом.

Серега извелся в томительном ожидании и пошел к крыльцу.

― Леха! ― крикнул он нетерпеливо. ― Что там?

Он уже поднимался по ступеням крыльца и вдруг остановился. То ли осознал, что ответа ему не было, то ли испугался темноты в сенях.

― Леха?! ― крикнул он с вопросительной интонацией, а сам уже пятился с крыльца, оступаясь на ступенях.

Ни звука в ответ.

Сергей пятился, будучи не в силах отвести взгляд с черного проема распахнутой двери.

― Леха! Кончай! Или ты выходишь, или я уеду! ― крикнул Сергей, выплескивая переполнявший его страх.

Хмель уже знал, что чернявый не ответит. Да и у Сереги, кажется, иллюзий не оставалось. Он прыгнул в машину и нервно завел двигатель. Выжидал, вглядываясь в окна дома. Надеялся, наверное, на то, что выглянет сейчас пьяненький Леха и скажет, что просто пошутить хотел. Не выглянул. Не сказал. И вообще никак себя не проявил. Перепуганный Серега рванул машину с места и умчался в ту сторону, где, по разумению Хмеля, было шоссе. Хмель долго слышал, как ревет двигатель, вытаскивая машину из очередной глубокой лужи. Потом все стихло.

Все это время Хмель остановившимся взглядом смотрел на страшный дом. Он ждал, когда появится тот, из-за кого из дома не вышел Леха. Тот, кто Леху умертвил. Но он не вышел. И ничем себя не выдавал. Он подкарауливал Хмеля. Ждал, когда Хмель ошибется. Как ошибся Леха. Но Хмель ― не Леха. Хмель за эти дни столько всякого разного ужасного перевидел, что его так запросто уже не возьмешь.

Хмель неподвижно пролежал между могильных холмиков до наступления сумерек.

* * *

Когда сумерки сгустились настолько, что можно было не бояться быть обнаруженным кем-нибудь со стороны, Хмель пополз, огибая хутор по длинной-предлинной дуге, чтобы, в конце концов, оказаться у дороги, по которой еще днем умчался перепуганный Серега.

На дорогу выходить Хмель не стал, а продвигался параллельно ей. Он не полз по-пластунски, а перемещался на четвереньках, как собака ― так он дальше видел и больше слышал, сам в то же время почти сливался с землей. Порой он надолго замирал и вслушивался. Ночной лес не тревожил его подозрительными звуками.

Бескрайние лужи он огибал, что надолго отвлекало его от конечной цели, но он не рисковал войти в лужу, опасаясь, что плеск воды его выдаст.

В лесу уже было темно, но дорога, вдоль которой полз Хмель, легко угадывалась ― там, где не было деревьев, все заливал обильный бледный свет полной луны.

Хмель полз по ночному лесу, видя боковым зрением этот лунный коридор. Он решился переместиться ближе к дороге, полз у самой границы света и тени, и только потому, возможно, он и увидел "Исудзу". Автомобиль с погашенными огнями и неработающим двигателем стоял на дороге, и невозможно было понять ни того, есть ли в нем кто-то, ни того, что все это может означать.