Пикину перевели в лефортовскую тюрьму.
И вот в конце 1938 года Берия осознал, что «из-за какой-то девки» комсомольское дело разваливается на глазах.
Что с ней делать? Освобождать? Если по закону, то любой суд обязан был оправдать Пикину, извиниться перед ней и выплатить компенсацию, потому что в деле не было ни одного безусловного, неопровержимого доказательства ее виновности. Но был еще один вариант – потянуть резину, и дело отправили «на доследование».
А что было «доследовать»? Практически нечего.
У Косарева вырвали было пытками слова о вербовке Пикиной, но позже он от них отрекся категорически и подписывать не стал.
Белобородов знал Валю очень мало, – не то, что Косарева еще по Ленинграду, – поэтому назвал ее имя со слов других.
Горшенин уже через два дня после ареста поменял показания и написал, что «об участии Пикиной в правотроцкистской организации ему известно не было».
Горе горькое…
В феврале 1939 года все они, кроме Пикиной, были казнены.
Уж и суд миновал, а следователи, вопреки всем правилам и закону, продолжали издевательства над Валентиной Пикиной.
Вот они заходят к ней в камеру, будят, читают какую-то фальшивую бумагу о том, что хотят расстрелять. Водят по одиночкам, забрызганным кровью. Возвращают в кабинет, снова орут, машут кулаками. А она вынуждает их записать в протоколе:
«На своих показаниях я настаиваю: никогда в антисоветской организации не состояла, вражеской работой не занималась и не замечала ее за другими. Показания арестованных на меня считаю клеветой».
Что еще можно было сделать в такой ситуации? Передать дело Пикиной Военной надзирающей прокуратуре.
Вот какой оттуда сохранился документ.
«Пикина виновной себя не признала. Изобличается прямыми (Минуточку! Какими прямыми? Нет же ни одного реального показания против нее! – А.К.) показаниями Косарева (осужден), Белобородова (осужден), косвенными – Герцовича, Богачева, Горшенина (осуждены). Полагал бы дело направить на рассмотрение Особого совещания при НКВД СССР.
Бригвоенюрист А. Блауберг,
31 июля 1939 г.»
Сбоку карандашная пометка: «15.8. Ос. сов. 8 лет ИТЛ».
Пока всё это происходило, родители Валентины Пикиной, Федор Иванович и Александра Васильевна, образованные люди, книгочеи и театралы, настолько верили, что дочь не виновата, что арестовали ее напрасно, что какая-то роковая ошибка была совершена, а потому дочь должны выпустить на свободу.
Они верили вождю и учителю: Сталин наверняка не знает, что творится у него за спиной! И поэтому куда только не обращались! Жаловались Вышинскому – можно представить, как Януарьевич при этом забавлялся! – писали Калинину, самому Сталину. Даже удивительно, что их самих за это не схватили. Очевидно, работала какая-то инструкция свыше, поэтому они получали казенные письменные ответы: ваша дочь осуждена обоснованно.
Уже давно расстреляли моего деда, уже сидела в ГУЛАГе Пикина, когда за месяц до войны, в мае 1941 года, Валентине Федоровне пришло в голову написать Сталину «Докладную».
Неужели и она все еще ему верила?
Добыла бумаги, чернил. И накатала довольно длинное послание.
Оно сейчас опубликовано, и я не стану цитировать его полностью. Скажу лишь, что Пикина не просила о снисхождении к себе, ни о чем личном не просила. Она лишь сухо констатировала факты беззакония, с которым ей пришлось столкнуться в сталинских застенках. И назвала тех, кто в этом напрямую виноват. То есть о тех, кто должен был служить закону, а не заниматься шантажом и фабриковать преступления.
Вот цитата (орфография сохранена):
«Органами НКВД, и, в частности, Особым совещанием, допущены ошибки, в результате чего много честных, преданных Партии и Родине людей пострадали… Враги народа, пробравшиеся в органы НКВД, приложили свою руку с целью перебить большевистские кадры и вызвать искусственное недовольство Советской властью…