Мысли и душа обнажены.
Этот камень красного гранита —
Суть костра пылающей войны.
Девочка, кровиночка, сестричка,
Береди мне душу, береди,
Из огня, как птичка-невеличка,
Рвёшься ты с куклёнком у груди.
Слёзы опрокинутого детства,
Дождевой не смоются водой,
Их война оставила в наследство,
Даже память делая седой.
Планида
Я не жалок, не распутен,
В меру славлю естество,
На меня геноссе Путин
Не имеет ничего.
Если б слыл из негодяев,
Был петрушкой заводной —
Друг Рубцов и друг Куняев
Пить гнушались бы со мной.
Говорят, что не бездарен,
Ну а дурень – не дурак!
Если я прилюдно взгален —
Плачу дома: что ж я так?!
Собираясь в путь кромешный,
Зря не вою на луну.
Что ж, я грешен был, конечно,
Мало жаловал жену.
Пожалкуйте хоть для вида,
Помяните соловья…
Вот такая, брат, планида
Нелюбезная моя!
«Я жизнь разлюбил так поздно…»
Я жизнь разлюбил так поздно,
Как вдовье в ночи крыльцо.
И пусть она плюнет слёзно
В моё золотое лицо.
Ну что ж, голосил и квакал
И воду хлестал с лица.
Но в жизни не обмаракал
Ни женщины, ни тельца…
«Пригрелся пышный август…»
Пригрелся пышный август
На солнышке Господнем,
Рябит в макушке сада
Цветная мишура.
Как славно, что не завтра
И точно – не сегодня
На лёгкой бричке лето
Не съедет со двора!
И то – ещё вкрутую
Не сварен куст калины,
Арбузный ус казацкий
Привял, но не зачах.
И ласточки впервые
Устроили смотрины
В своих старинных фраках
На вислых проводах.
И тыква пьяной бабой
Сопит на жирной грядке,
И дыни, как телушки,
Готовы на убой.
А я опять сбираю
Потешные манатки,
А мне опять куда-то
Вдогонку за судьбой.
Немереные персты,
Дороги без возврата;
Душа то жаром пышет,
То сусликом скулит…
Ну что ж, оставим лето —
Оно не виновато —
Подрёмывать в покое,
Как Бог ему велит!
«Август, сочень, хруст капустный…»
Август, сочень, хруст капустный
Тайным светом душу полнит —
Кто-то давний, кто-то грустный
Обо мне, похоже, помнит.
Кто-то в памяти проведал,
Как мне в отчем доме сиро,
Не случайно за обедом
Кошка хлебушка просила.
И чего, скажи на милость,
Не хватало хоть бы малость,
Ведь не крыша прохудилась
И калитка не сломалась.
Не на ту ли сыплет крышу
Август яблоки и груши?
Коль глухой – так не услышишь,
Коль не веришь – так откушай.
Только вижу всё и чую:
Запах жести, запах сада —
Августовскую причуду,
Августовскую усладу.
Калина
Калина светит вполнакала,
Не до краёв накалена,
Облокотясь на тень устало,
Как разведённая жена.
Её не трогают – да что там! —
Она осинам не чета —
Ни августовская забота
И ни сентябрьская тщета.
Как будто с кем-то оплошала,
Считает тихо день ко дню.
Пока мороз за полушалок
Ей не запустит пятерню!
О, как она задышит гневно,
И распалится вдруг она,
Как византийская царевна
Иль древнерусская княжна!
Иль от щекотки рассмеётся
И полыхнёт кистями губ
Крестьянской девкой у колодца
На первом праздничном снегу!
Прощание с родиной
Понурым взглядом из-под палых век
Я обыдёнкой с жизнью согласился,
Что всякий здравый русский человек
Давно с домашней родиной простился
И душу продал городу навек,
И на миру с улыбкой покрестился.
Ан без тебя, родинушка-родня,
Свидетельница вещего начала,
Не только б вживе не было меня,
Но и тебе меня бы не хватало:
Не я ли плёл плетни из краснотала
Заветных слов? А по садам шныряла
Наущенная мною ребятня…
Я помню дом присядистый, без крыл,
Зато с железной свадебною крышей.
Его я в помощь плотникам рубил
И ненароком палец отчекрыжил,
И дед меня кулацким матом крыл,
От матушки беду сию мурыжил
И самогоном кровь остановил…
С тех пор я, куцепалый ухажёр,
Сирень в слезах исподтишка ломаю
И сыплю сплошь по радостному маю,
И принимаю горький приговор,
Коль, несмотря на матушкин призор,
Я, словно тать трепещущий, скрываю
Словесный свой подвянувший позор.