Сан Саныч Шмыга, запойный инженер-конструктор первой категории, дослужившийся к пятидесяти годам до заветной и предельной по его способностям должности заместителя главного конструктора, прослыл в коллективе ходячей неприятностью. Как накосячит, так обязательно козла отпущения найдет, а сам выйдет из воды сухим. Или полусухим, по крайней мере.

Шмыга вбежал в электрокабельное бюро, когда оставалось минут двадцать до конца рабочего дня. Тут уже собрались комсомольцы, озабоченные программой выступления команды нашего отдела на предстоящем в ближайшие выходные заводском фестивале молодых специалистов. Собственно, программу-то уже сверстали и даже отрепетировали в общих чертах. Оставалось последнее дело – назначить формально капитана. Фактическим капитаном, харизматическим лидером у нас из года в год оставался муж архивариуса Риты, работавший в бюро ходовой части, но фактически он уже выбыл из молодежной категории, участвовать в конкурсе капитанов никак не мог. Поэтому – исключительно ради этого ключевого конкурса – требовался человек без комплексов и с воображением, в возрасте до 28 лет, желательно член ВЛКСМ, ну, это если вдруг спросят. Все качества, и даже с избытком, сошлись во мне. Я согласилась, выдержав паузу, чтобы не завизжать от восторга. Я даже не поиграла в положенный по этикету самоотвод: мол, не справлюсь, давайте рассмотрим другие кандидатуры, есть более достойные…. Справлюсь, справлюсь, справлюсь! Стану знаменитой! Капитан, хоть и формальный, в финале на глазах у всего слета пойдет получать грамоты, призы и подарки, а еще до того капитан участвует во всяких там жеребьевках, в судейских совещаниях, скандалит, подает протесты по результатам соревнований, с папкой ходит – всё как я люблю. Понимаю, что муж Риты везде будет меня страховать, и папку, скорей всего, будет носить сам, и ответственность за результат на нем, а все же я войду в историю заводских фестивалей как капитан команды 83-го года. Меня запомнят. Не поручение, а мечта!

Вот в этот-то эмоциональный, пиковый, можно сказать, момент и вбежал в нас, в самую гущу, Сан Саныч, выцепил меня за локоть и вытащил за дверь, и дальше – в кабинет главного. При этом Сан Саныч напряженно молчал и даже не пыхтел, а как будто бы не дышал вовсе, даже перегаром от него не пахло, хотя, судя по блеску в глазах и по времени суток, он всяко свою норму уже принял. Похоже, я оказалась в чем-то замешана или даже виновата, по версии несчастного Шмыги. Главный конструктор Яглов, а Шмыгу за мной послал именно он, курил у себя в кабинете при запертых окнах.

– Вам все понятно или есть какие-то еще вопросы? – спросил он сквозь зубы, кусающие сигарету. Я догадалась, что речь идет вовсе не о роли капитана команды на фестивале молодых специалистов, и неопределенно покачала головой.

– Всего тринадцать комплектов, – продолжал Яглов и, обращаясь к Шмыге, уточнил: – Сколько они могут весить, в упаковке?

– Да килограммов пять, и вот столько места занимают, – Шмыга обозначил руками на столе главного конструктора некий кубик. – Донесет там до самолета, а тут – автобусом прямо до проходной без пересадок. С проходной позвонит – встретим.

– Какой самолет? Какие комплекты? – бормотала я, пытаясь представить себе куб весом пять килограммов, о котором говорил Шмыга.

Оказалось, горит и летит ко всем чертям квартальная производственная программа из-за недопоставки антенн к рациям боевого артиллерийского комплекса. Тринадцать машин без антенн не будут приняты военным заказчиком, и это приведет к лишению премии нескольких цехов, всей службы генерального конструктора, нашего конструкторского отдела, Шмыги с Ягловым и даже директора завода, не говоря обо мне. С моим окладом 125 рублей премия в размере 12% оказалась бы потерей невеликой, но болезненной. Шмыга изначально ошибся в номенклатуре, выдавая заявку, поэтому антенн не хватило. Ждать телодвижений от отдела снабжения не представлялось разумным. Они только вой поднимут, был бы повод. Надо спасать положение своими, то есть моими силами.