У газеты есть особенность – её не перечитывают. Она одноразовая, как презерватив. Газета тоже предохраняет. Она бережёт от реальности. В лучшем случае, это вакцина против болезни, которая называется жизнью. Кукуешь, типа, в бистро, сюсюкаешь с кофе, накуриваешь себе двусторонний рак лёгких и узнаёшь, что за горами война. В центре какого-то континента наводнение смыло всё на хер. А землетрясение, которое последний раз наблюдали в 1237 году, всех потрясло. Сидишь потрясённый, затягиваешься раком, нюхаешь кофеин, и самая ничтожная жизнь кажется уже радужной. Главное, в полной безопасности. Переживаешь, возмущаешься, поддерживаешь, обвиняешь и почти наказываешь, но при этом, ты в полном порядке.
Но основное в газете другое. Для меня. Газета – это ритуал. Запахи, звуки, совокупившись в единое целое ежедневно, а лучше, в одно и то же время, утверждают если не ось вращения мира, то хотя бы столбик, вокруг которого и козлу есть, где походить.
#13/1
Le numéro un soviétique a fait à Londres une nouvelle offre de désarmement. Madame Thatcher demeure réservée. Gorbatchev invite Elisabeth II à Мoscou (Figaro, 8 avril 1989) [27].
В центре двора перед двухэтажным каменным домиком находилась квадратная гранитная ванна, некогда служившая пойницей для скота. Вокруг фермы росли скальные и черенчатые дубы. Тенистые грабы торчали из чёрствой земли, как мётлы. Справа от дома был разбит огород, в котором Габриэль выращивала овощи. Там колосился пизданутый прованский тростник, возвышались самовлюблённые алеппские сосны.
После авиньонского фестиваля Эльза с дочерью уехали в Париж, а я пустил короткие корни на ферме. Там было не душно по причине неровного ветерка. Он, то навевал душистую прохладу, то пригонял грозовые облака, очищая воздух до необычайной прозрачности. Габриэль говорила, что зимой Мистраль может быть леденящим. Этот ветер ещё крестили порывом безумия (у Эльзы от него ехала крыша). В душистом воздухе особенно пронюхивались лаванда и тмин. Звенели и трещали насекомые, без дела свистели разноцветные птицы. Природе вообще (я заметил) было насрать на работу и цели. Её занимало только цветение, любовные игры, еда и покой. Правда, от Мистраля у меня, к сожалению, просыпалась мигрень.
Есть женщины, которые хорошеют только когда нравятся. К таким относилась и Габриэль. У неё были стриженные рыжие волосы. Скуластое лицо, крупные губы. Цепкие голубые глаза жались к переносице парой осиротевших близнецов. Как в сказке, тело Габриэль досталось от двух разных женщин. Девочка-подросток ниже узкой, почти хрупкой талии имела крепкие бёдра и крупную жопу женщины с ярким лицом, покрытым плантацией веснушек. Нос, веселясь, имел обыкновение утончаться и краснел. Когда Габриэль, улыбаясь, показывала зубы и дёсны, сомнения в её показательном здоровье не оставалось. Но, боясь застудиться, она никогда не купалась в гранитной пойнице. Кажется, были и другие причины. Детей у неё не было потому, что на её поколении разрабатывали первые противозачаточные таблетки.
Город Валенс называют воротами юга. Там у отца Габриэль был завод. После его смерти заводом управляла сестра Габриэль, Франсуаз. К провинциальной буржуазии высшего эшелона Габриэль относилась так же иронически, как и к самой себе. Но её не от мира сего маргинальность была, своего рода, изыском и типичным для её сословия понтом. Габриэль была вегетативного склада, любила простой образ жизни. Она тоже активно тусовалась в мае 68-го, но по характеру сильно отличалась от Эльзы. На неё, к тому же, повлиял мистицизм и, как пить дать, история мужа, которого звали Клод.