Записки сумасшедшего велосипедиста Марк Файнберштейн
Фотограф Ольга Владимировна Вершинина
© Марк Файнберштейн, 2018
© Ольга Владимировна Вершинина, фотографии, 2018
ISBN 978-5-4490-8743-0
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Как-то дружок мой растаман Аси при встрече сказал: идём к нам на рассылку, ты здорово гоняешь на своём велике. А я как раз без работы. Мне надоело устанавливать противопожарные системы, бросил это дело, гуляю без работы, ну и согласился. Гоняй себе по улицам, развози еду по офисам и снимки зубов по стоматологическим клиникам, вот и все дела. Главное – небо над головой. Очень мне это важно. Может, клаустрофобия такая… Но мне теперь больше нравится.
*************
– 1. Через неделю
–
Непростой денёк выдался. Работа сегодня не очень тяжёлая, да и понемногу учусь распределять силы. Последняя посылка только немного помялась. А вообще, мне начинает казаться, что есть хорошие места, а есть плохие. Совершенно мистическая вещь. Когда проблемы наваливаются в определённом районе города, я начинаю называть его «проклятым». Или такие места, которые я плохо знаю. А тем более если шину проколол или посылку с какими-нибудь макаронами помял. Ну а близкие по расстоянию и те, которые знаю хорошо, а главное – там, где хорошие чаевые, само собой, места благословенные. Вот на Менахем Бегин решили укладывать трамвайные пути. Это мэр моего любимого города по фамилии Хульдаи решил, чтобы всё как в столице было. Там трамвай, значит в Тель Авиве трамвай должен быть. Мэр этот мне ох как не нравится. Он, конечно, бывший лётчик, киббуцник-работяга, но слишком уж красный. То есть, вполне себе всерьёз считает евреев в Израиле оккупантами. Кто его мэром назначил? Или, может, я выборы пропустил. Как только он с этим живёт? И фамилия у него такая. Если на русский перевести, то Крысов или Крысюк получается. Из-за этого гения городского зодчества перекопали некоторые районы города и теперь тот же Менахем Бегин выглядит, как Сталинград в 42-м, прости Господи. Ну и конечно же, это бедные районы – трущобы и промзона, в места обитания среднего класса господина Крысюка бы на пушечный выстрел не подпустили. Но он знает, что делает. Самое главное, делает что-то, тут не поспоришь. Поэтому все эти коммуняки до сих пор держат позиции, потому что дела делают. Короче говоря, в результате деятельности этого парня, улица Менахем Бегин считается у меня проклятой. Испоганили улицу, нечего сказать.. Еду в самое её начало. Там уже Южный Тель Авив и граница суданской автономии. Здесь сконцентрировались беженцы из Африки, устроили своё гетто. Но вот огромная офисная башня, приличные лужайки. Стойки для велосипедов. Здесь Крысов сработал на совесть. Подъезжаю, вижу – сидит девчонка, кушает свой сэндвич. Какой это номер? 52-й – отвечает. То, что нужно. Пристёгиваю велосипед, беру пакет с едой из «Оливы» и ищу нужную вывеску. Ага, вот «Рабочий банк». Значит, служащий или там служащая решили итальянской едой отобедать, ну-ну… А мне везти чёрт знает куда. Ну и на том спасибо. Что работа есть. Захожу в здание и первой бросается в глаза высокая симпатичная тётка на каблуках в длинном платье. Она со злым лицом бегает по лобби со шваброй и моет полы. Я, конечно, как в больших городах принято, стараюсь ничему не удивляться, направляюсь к служителю и говорю:
– У вас здесь «Рабочий банк» на каком этаже?
– Да есть такой, только их несколько отделений, так что звони, узнавай, куда именно.
В этот момент мы слышим крики, поворачиваемся и наблюдаем, как тётка на каблуках со шваброй нависла над эфиопкой виноватого вида. Стоит дочь Африки перед мегерой этой, виновато улыбается, слова выдавить не может. Мне почему-то стало стыдно.
– Слушай, – говорю администратору, – ненавижу, когда на рабочих орут, да при людях ещё.
Он пожимает плечами, а мне как раз на телефон ответили, и я понёс обрадованному банкиру его порцию на третий этаж. А самого гнетёт – надо было вступиться, сказать даме той, чтобы осадила, что она просто перенервничала и, конечно, ей не идёт в таком элегантном прикиде так из себя выходить, да ещё со шваброй в руке. Положить швабру и орать что ли? Ну, это уже мой внутренний диалог. В итоге просто позвать тётку курить, она будет плакаться мне в футболку, что у неё важная встреча, что она нарядилась и накрасилась, надо бежать, а эфиопка плохо убрала лобби. Теперь её хозяин-мароканец сам на вертел оденет, и всё рандеву ейное не будет стоить ломаного гроша.
– Что ты от меня хочешь?! – переходила она на крик, с лёгким бухарским акцентом, ломая сигарету и яростно глядя мне прямо в глаза, – я же за всё отвечаю! А теперь мне надо здесь бегать и полы ещё раз за этой черномазой вытирать! Весь это офисный смрад на меня глазеет, ты же знаешь какие там цацы ходят, хоть в петлю лезь от одного их вида.
– Слёзы смазывают ей тушь, мне становится стыдно, я пытаюсь её утешить, понимающе опускаю глаза, говорю слова утешения, что сам работал на уборке, что это сущий ад и унижение. В общем, может, удастся взять у ней номер телефона и переспать.
Но лифт останавливается на нужном этаже, меня встречает клиент, я отдаю посылку и спускаюсь вниз. На этот раз моим вниманием завладевает эфиопка, я подхожу, напоминаю ей, что она не чья-то рабыня, что не должна позволять орать на себя даже если её начальник премьер-министр. Обнять её, как сестру… Вдруг вспоминаю. Что Ницше, перед тем, как сойти с ума, жалостливо обнял лошадь, которую бил кучер. И последние десять лет жизни провёл в дурдоме. Ну уж нет. Не дай мне Б-г сойти с ума, уж лучше… Как там у Пушкина? Выхожу из лифта в лобби, а женщина со шваброй и полнейшим безумием в глазах прёт прямо на меня, никого перед собой не замечая. Я только через тряпку успел перепрыгнуть. Конферансье этот смотрит, улыбается. Хорошего дня вам, говорит. Я ему тоже. Отстёгиваю велосипед и еду домой. Люди всё-таки все поголовно очень несчастные создания. Ну или почти все поголовно. Я тоже работал на уборке. И это был ад.
По дороге домой на мосту ломается ящик для посылок, который я искусно приспособил на багажнике. 100 шекелей две недели назад. Теперь новый надо покупать. А так всё слава Б-гу. Я же религиозный человек, мне всё надо принимать с любовью. Смешно, конечно. Это не та любовь, которую я знал.
– 2. После бойни
–
Сегодня все силы зла обрушились на меня. Везу еду из ресторана, значится, в Сарону. Кто не знает – это такой торговый комплекс в Тель Авиве. Очень красиво, надо признать. Дома здесь строили тамплиеры лет сто назад, а нынешние власти оценили их вкус к выбору места и стилю застройки. Дорогущие магазины со всякой чепухой, толпы улыбающихся бездельников, ну и всё такое. Неделю назад арабы здесь людей постреляли. И это прямо напротив Министерства обороны. Жители Тель Авива, конечно, сюда не особо стремятся, в основном, приезжие, ну и солдаты обедают. В основном, стада голых девочек и самоуверенных мароканцев с выбритыми висками. Капище чревоугодия. Или у меня сегодня настроения нет? Но ведь они с таким наслаждением прилюдно поедают свои порции… Одна моя знакомая как-то спросила меня: вот ты художник, а видел лица людей, когда они едят свою шаурму? Только теперь я оценил её взгляд на вещи. И совсем она не веган. И почему я отношусь к еде, как к очень личному интимному ритуалу?
Итак, улица Освальдо Араньи. Это такой бразильский дипломат, он председательствовал на Специальной сессии Генеральной ассамблеи ООН по палестинскому вопросу в мае 1947-го и ударом своего молоточка возвестил результаты голосования. То есть создание вот этого вот государства. Как будто мы должны были разрешение у всего мира получать на место, которое определено нам отнюдь не людьми. Ну это я отвлёкся. Мне так-то больше нравится улица Леонардо да Винчи. Куда значимей. Это здесь, рядом.
Гляжу на людей, но недавний теракт никак не сказался на физиономиях отдыхающих. Всё у них прекрасно. Ну это я почём зря в осуждающем расположении духа. Пусть радуются, жалко что ли. Журналистов много, они снимают всё подряд – едящих людей, витрины, просто прохожих. Вот бородатый вытаращил камеру на меня. Раньше бы убежал как из-под прицела СВД, так-то я стеснительный, но времена нынче другие, просто отворачиваюсь и прохожу мимо. Не люблю я эту публику. Помню, на юге когда жил, там ракета в дом залетела, троих соседей похоронили, одну женщину беременную, так эти упыри по городку так и шастали, а изо ртов только слюни текли, где б чужим горем поживиться. Жалко времени нет, можно и поругаться, да только я фирму ищу, как её там… Ищу, ищу, всё обошёл в округе, ничего похожего на клиентов не нашёл. Звоню в свою контору, но там тоже объяснить толком не могут, хотя ребята хорошие. А заказчики вообще на телефон не отвечают. В третий раз круг нарезаю, всё на свете проклял, меня уже охранники на всех выходах запомнили, не проверяют. Все напряжены, солдаты из Министерства кушают молча, не болтают почти. Ох, и прав же был раби Шимон: римляне, конечно, много чего настроили – мосты, бани, стадионы, да только чтобы взимать налоги, блудниц разводить и массовые истерики закатывать. Но и современные римляне тоже самое. Да что такое-то со мной сегодня – всех осудил. Просто так долго ещё ни одну контору не искал. На заднем дворе Сароны всё ещё стройка идёт, встречаю арабов-строителей. Где здесь офисы, спрашиваю. А они мне: какие офисы. Название фирмы их только напугало. Ну как я им объясню? Убили они меня этим вопросом. Хорошо, только вопросом. Как им вообще дают здесь работать после всего? Ну ладно, вопросик больше риторический, евреи не особенно на стройку рвутся. Да и чего бы им рваться? Я бы тоже не рвался. Ну ладно там инженером, крановщиком, но не кирпичи же класть. Молдаване и арабы Святую землю теперь застраивают. Не иначе как начинаются времена Мошиаха, когда народы мира будут вот так вкалывать, а евреи Тору учить и молиться. Так если бы Тору учили… Ну опять меня понесло, уже как древний пророк, прости Господи, свой народ обвиняю. Наконец, нахожу нужную контору, отдаю им салаты, они радуются, как дети, но чаевых не дают. Планктон обнаглевший. Да я уже привык. Отчитываюсь начальству по телефону, напоминаю про раби Шимона. Нати ржёт в трубку. За что люблю марокканцев, так это за то, что имена раби Шимона или там раби Меира им хоть что-то говорят. Еду дальше, за следующей посылкой. На Ибн Гвироль обхожу велосипедиста на спортивном велике с рюкзаком. Красиво так обхожу, самому нравится. Он догоняет меня на Каплане на светофоре и кричит: «Рассылка?». Киваю, а он улыбится, признал, значит, своего. Молодой парень, пыльное лицо, представляю, сколько километров в день наматывает. Люблю ашкеназов. С ними всё-таки приятнее дело иметь.