– Зайди.
С молчаливого согласия секретаря я обогнул стойку и прошел в приоткрывшуюся дверь. В достаточно просторном кабинете всего было по два: два стола, два кресла, два демонстрационных щита, два сейфа, но человек был один. Того, лысого с усами, не было. Ушел. А тощий длинный мужчина, неестественно прямо возвышающийся над столом, и был, наверное, Д.С.П. Сейдж – санитарный инспектор. С неподдельным интересом он спросил:
– Как тебе удалось побить сразу троих полицейских?
– Случайно, шеф, – ответил я виновато.
– Верю. Любишь поработать кулаками?
– Да как сказать… В пределах нормы…
– Верю. И каковы они у тебя, эти пределы?
Я пожал плечами.
– Я к тому веду, – подмигнул Сейдж, – что мне нужен крепкий и уверенный парень. Чтобы умел следить за механикой, всегда был на месте, умел постоять за хозяина и, само собой, не совал нос куда не положено.
– Но ведь за особую доплату?
– Это само собой, – без тени усмешки ответил Сейдж. – Но вычеты у нас тоже строгие. Любой каприз влетает в копейку. – И потребовал: – Покажи руки!
Я показал.
Сейдж хмыкнул и как ни в чем не бывало закурил.
Но я его понял. На его месте я тоже не преминул бы взглянуть на руки человека, выдающего себя за профессионального водителя. Одного Сейдж не мог знать: в Консультации сидят не дураки. Доктор Хэссоп всего за неделю так обработал мои ладони, что я мог не бояться осмотров. Тугая, грубая кожа, хоть на барабан пускай, и мозоли самые настоящие. Соответственно и ногти, хотя в меру – ведь по документам я почти год не садился за руль автомашины.
Быстрым движением Сейдж потянул шнур портьеры, и она отъехала в сторону, приоткрыв стену, отделяющую нас от приемной. Стена оказалась прозрачной. Сквозь дымчатое стекло я увидел секретаря и нескольких парней, ломающих перед ним шляпы.
– Знаешь кого-нибудь?
Я покачал головой.
– Тебя смущает стекло? – догадался Сейдж. – Не волнуйся, они нас не видят. У этого стекла такое свойство, оно прозрачно лишь в одну сторону.
– Разве такое бывает?
– А ты из приемной видел меня или эту портьеру?
– Не видел, – согласился я. – Но я не знаю этих людей.
– Верю. В медицине что-нибудь смыслишь?
– Могу перевязать рану.
– Рану? – прицепился он, чрезвычайно оживившись. – Ты служил в армии? Почему это не отмечено в твоих бумагах?
– Я не служил в армии. Для меня любой порез – рана.
– А если перелом? Внутренний перелом, скажем.
– Парни на моих глазах ломали руки и ноги, но я к этому никаким боком.
– Верю, – кивнул Сейдж. – И забираю твои бумаги. Завтра утром явишься в аэропорт, пройдешь в нижний бар в северном секторе, там будешь ждать. Через транслятор объявят имена тех, что летят в Итаку. Если твое имя не назовут, вернешься сюда за бумагами. И помни! – неожиданно резко закончил он. – Из Итаки ты уедешь только через тринадцать месяцев. Только через тринадцать! Это обязательное условие. Ни о каких других сроках речи и быть не может. А вот продлить контракт… Если ты нас устроишь, продлить контракт можно.
2
Какое-то время я убил на покупку мелочей – зубные щетки, белье, зубочистки. Я не хотел рисковать, мало ли что захочет подсунуть мне тот же санитарный инспектор Сейдж в тюбике зубной пасты! К тому же я знал, что за мной будут следить, ведь я летел в Итаку, в закрытый город, и знал, что это не пустой звук.
– Герб, – сказал я себе, выруливая на стоянку отеля «Даннинг», – работа началась, будь внимателен.
Не торопясь вошел в холл, обменялся с портье двумя-тремя репликами (где интереснее: в верхнем или в нижнем ресторане?), набрал несуществующий телефонный номер («Привет, крошка, я уезжаю, не поминай лихом, вернусь – встретимся!»), выкурил сигарету, не спуская подчеркнуто жадного взгляда с долговязой девицы, делавшей вид, что она увлечена каким-то рекламным проспектом, потом поднялся на второй этаж.