– Знаешь, в скольких фильмах я за последние пару лет снялся? – хитро прищурился Игорёк.

– Даже предположить боюсь…

– В восьмидесяти семи!

– Ого! И всё, наверно, главные роли? – подыграл я.

– Пока эпизоды, – вздохнул скромный «артист», потом помолчал и добавил: – Зато какие!..

(Через несколько лет Игорька не станет. Он тихо умрёт под Новый год, в своей холостяцкой полупустой квартирке от Министерства Связи. Сердце остановится. Друзья и коллеги узнают не сразу, а я узнаю о его уходе только через полгода, весной).

Многое нам, разгильдяям, прощалось – лишь бы с почтамта не уходили. А текучка всё равно была – не ценил народ руководство!.. Начальство сидело где-то высоко; мы помнили о его существовании; оно иногда вспоминало о нашем; мы тщетно пытались представить, как выглядит начальник Главка; Главк делал вид, что платит нам зарплату, а мы, в свою очередь, сидели на хозрасчёте и делали вид, что работаем. Короче, как при «совке». Мы не касались «верхов», «верхи» не трогали нас! А по первому этажу слонялись не опохмелившиеся грузчики и… кошки! Да-да, не удивляйтесь, кошки давно и уверенно царствуют на почтамте. Они знают, что нужны сортировщикам, на складах и в архивах. Их ценят за борьбу с грызунами и самодостаточность, хотя и недолюбливают за специфический запах.

Долгое время коты были на особом положении. Им всё прощалось, и сердобольные тётки из соседних отделов несли им снедь, бережно завёрнутую в «Комсомолку». Постепенно кошки освоились, обнаглели и стали спекулировать человеческой привязанностью к ним, в результате чего Главпочтамт Петербурга приобрёл то неповторимое амбре, которое знает каждый, кто когда-либо общался с кошачьей породой. Сами же хвостатые ожирели на госхарчах настолько, что наотрез отказывались работать и к обеду требовали подавать исключительно лососёвых. Домашними котлетами коты пренебрегали и играли ими в футбол. Их хамство не знало границ. В кои-то веке проснувшееся начальство пришло в ярость. Котов объявили вне закона и стали гонять. Некий Шариков в юбке даже предлагал передушить всех к чертям, да и дело с концом! К счастью, столь радикальная идея одобрения не получила. Стали думать, что делать с распоясавшимися хищниками.

Мимо пробегал Игорёк. Услышав краем уха разговор о кошках, заинтересовался, сбросил скорость и нырнул в самую гущу спора.

– Возьмём, скажем, государственный «Эрмитаж», – начал он без предисловий.

– Какой «Эрмитаж», родной? Ты что, охренел?!

– Самый обычный, нашинский!

– Причём тут «Эрмитаж»?

– А притом, что там тоже кошки есть!

– И?

– А вы их запах там чувствовали когда-нибудь?

– ???

– Вот! – торжествует Игорёк. – А они там есть! Берегут запасники от грызунов и получают паёк. Тётки специальные за ними ходят… Серьёзно!..

– И что ты предлагаешь? – спрашивают нашего болтуна.

– Дык и нам тоже надо такого человека завести!.. А?..

Боже, какой тут поднялся хохот! Начальство, рыдая, хваталось за животы. Игорёк, с перевёрнутым лицом, вжался в угол и моргал растерянно всем тщедушным организмом.

– Слышь ты, котовед! – утирало слёзы руководство. – Шёл бы лучше работать – цех, поди, уже паутиной зарос!..

И защитник кошек, прикусив язык, униженно ретировался, хотя идея, им поданная, была довольно симпатичной. Но котов продолжали гонять, хотя пользы от них было не меньше, а может, и больше, чем от начальства в кабинетах. Через пару лет такого террора их на Главпочтамте почти не осталось. Выжили сильнейшие, среди них – тощий рыжий котяра с хитрой рожей одесского менялы. Когда тётки шикали на него, он лишь чуть ускорял шаг, дабы сохранить собственное достоинство. Высокомерно поглядывая на двуногих, он саркастически смеялся над нашей глупостью. На Рыжего кричали и топали ногами, но ему, похоже, было наплевать…