Церковь Андрея Стратилата (XV век).

Другие церкви превращались в жилые дома, спортивные школы, склады. Сегодня им постепенно возвращается первоначальное назначение. Здесь же хочется добавить и другое. Древние церкви, как любые другие живые организмы, переживают на протяжении своей жизни многочисленные добавления и потери. Иногда их сочетание приводит к совершенно монструозным образованиям, фантастическим смешениям врождённых и приобретённых черт, представляющим головоломку для искусствоведов.

Поэтому реставраторы, и вообще все, кто работает с произведениями искусства, должны давать своеобразную клятву Гиппократа: «Не навреди!» Как говорили мудрые римляне, primum non nocere4.

Secundo, — продуманность вплоть до мельчайших деталей, что отмечается почти всеми, кто изучал новгородскую архитектуру. Например, археолог и историк архитектуры М. К. Каргер писал про церковь Фёдора Стратилата: это «законченное, глубоко продуманное художественное произведение». Поэтому впечатление «тяпляпистости», которое может возникнуть при взгляде на местные храмы, остаётся лишь первым впечатлением, исчезающим при дальнейшем знакомстве с новгородской архитектурой.

И третье — «монолитность», узнаваемость стиля архитектуры Великого Новгорода и уверенная последовательность его развития. При этом надо учесть, что храмы строились на фоне непрекращающихся войн, усобиц, пожаров, эпидемий, ересей, — крайне редко «бысть тишина в Рустеи земли»5. Именно названные катастрофы часто были поводами для строительства. И потому — как это ни цинично прозвучит — способствовали развитию художественной жизни.

Искусство — искусством, бедствия — бедствиями.

Любая частность конструкции, любой орнаментальный мотив сохранялся в общей «копилке», и затем развивался и использовался зодчими. На многих церквях можно проследить развитие того или иного элемента декора, композиционного приёма.

Это — очень преемственная архитектура.

Вл. В. Седов писал, что в Новгороде «последующие памятники оглядывались на предыдущие, а одновременные „перекликались“ друг с другом, создавая атмосферу особой архитектурной традиции, настроенной на переживание местных форм и отбор самых удачных из них».

Кроме того, новгородская архитектура удивительно «очеловечена», даже «семейна». Некоторые периоды её развития можно охарактеризовать во вполне «домашних» терминах. Матерью архитектуры Новгорода, безусловно, является собор святой Софии (отец, очевидно, в Киеве). Её сыновья – первое поколение гигантов: Георгиевский собор Юрьева монастыря, Николо-Дворищенский собор и собор Рождества Богоматери Антониева монастыря. Это – основа местной архитектуры, предки всех будущих сооружений. Следующие поколения уменьшились в размерах, стали скромнее и проще по внешнему виду. Это произошло после того, как князей в XII веке отправили «на выселки». Самым «новгородским» и одновременно самым известным и представительным стало поколение, рождённое во II половине XIV — начале XV века. Это — родные братья: церкви Фёдора Стратилата, Спаса Преображения на Ильине улице, Рождества Христова на Красном поле, Иоанна Богослова на Витке, Рождества Богородицы на Михалице, Петра и Павла в Кожевниках и др. Затем новгородская наследственность была разбавлена московской кровью (церкви святых жён-Мироносиц, Бориса и Глеба в Плотниках, святого Прокопия и др.). В эту пору появились даже двойняшки, но не близнецы: церкви Филиппа Апостола и Николая Чудотворца. Хотя кровосмешение порой давало неплохие результаты, история новгородской архитектурной семьи заканчивалась. «Новгородскость» в архитектуре города, как и боярская республика, «истощилась», постепенно сошла на нет, и не могла противостоять московскому «вливанию». Остаётся добавить, что племянники и двоюродные братья новгородских церквей и храмов проживали в Пскове, Старой Руссе, Ладоге и других городах.