, что и заставит владетелей принести их на монетный двор как можно скорее для штемпеля. Правительство узнает таким образом скрывателей монеты. Об освидетельствовании вояжоров и говорить нечего. Мысль эта даже диктаторским декретом Эммануила Араго приведена в исполнение в Лионе и подняла здесь и там снова жаркую полемику. По декрету Араго все свидетельствуются на таможне, и каждый имеет право вывезти только 500 фр. Жирарден в своей «Прессе» даже возвысился до геройства – объявил эту меру тиранией, достойной восстания и сопротивления до смерти[114].

Но, кроме клубов, беспрестанно созываются частные совещания разных сословий: [так созваны, например] по призыву собираются лакеи (неразборчиво) потолковать о своих отношениях к господам, комми магазинов, garçon[115] кофейных, переносчики, водоносцы, hommes de peine[116] и проч. Совещания их нисколько не хуже и нисколько не лучше клубных совещаний и до сих пор повели к одинаковому результату, а именно: к совершенному status quo. Комми, между прочим, предлагали требовать у Правительства права оставлять свои магазины в 7 часов, чтобы иметь время с другими своими согражданами предаваться удовольствию публичных балов, спектаклей и забиванию бильярда, без чего равенства не может быть. Кофейные слуги предлагали не платить хозяевам за разбитые рюмки, резчики предлагали даже восстановление гербов, необходимо нужных для процветания их ремесла. Кучера сделали даже маленькое возмущение{73}, требуя прибавки 1 фр. жалования, и один день в Париже не было ни одного дилижанса, ни одного омнибуса, ни одной публичной кареты. Они получили от хозяев требуемое. На этом пути не отставали и действовали цехи, ремесленные корпорации: две недели ходили они толпами в Ратушу объявлять Правительству свои требования, нужды, которое лично и красноречиво благодарило их за содействие в основании Республики и льстиво обещало златые горы в будущем, основываясь особенно на комиссии для работников Луи Блана. На этом шуме не отстал и прекрасный пол. После предварительного совещания, прачки ходили процессией в Ратушу, во-первых, объявить свое согласие на учреждение Республики и, во-вторых, требовать прибавки 50 сантимов жалования в день, за ними следовали пудосардки[117] и рыночные дамы, савояры, наконец, трубочисты, бродячие торговцы и проч. Всех больше отличились мостовщики. Зная, как попорчена парижская мостовая баррикадами и как желает Правительство восстановить поскорее сообщение, они требовали 8 франков в день вместо 4-х прежних. Это увеличение платы показалось даже Луи Блану несколько излишним и мало патриотическим: им отказали! Так всегда рядом идут рука об руку великое и комическое, огромные народные стремления и узкие эгоистические соображения!

После бесчисленных процессий ремесел явились процессии от городов, от советов, от учебных заведений, наконец, от народов: немцев, англичан, ирландцев, поляков, ходивших поздравлять в лице Временного правительства всю Францию и выражать свои собственные надежды и требовать ее нравственного пособия. Каждый шаг, каждая процессия, каждый народ являлись со своими знамёнами. Весь город [во всех направлениях] буквально перекрещивался депутациями в разных направлениях, знамена колеблются ветром, революционная песня раздается громко, пугая бедных торговцев, и прохожие сторонятся. Никто не работает, разумеется, увеличивая тем правительственный кризис. Наконец, составлялись просто прогулки, без цели, толпами, под знаменами днем и факелами ночью: последние с «Марсельезою» особенно распространяли ужас, обходя все кварталы города. В Ратуше бессменно сидит или какой-нибудь член Правительства для приема депутации, или мэр со своими помощниками: Мараст (Бюшед)