10 января 1943 года, воскресенье
Работали до двух часов, после чего нас отпустили в город на несколько часов. Купили по пачке отвратительных сигарет и несколько салатов – без сдачи, конечно. Кажется, что мы уже внедряем свои советские методы в здешнюю жизнь, только вот наши взятки не такие уж богатые.
Вечером в столовой снова состоялся «любоход». Это слово до сих пор неприятно режет слух, но оно настолько прижилось, что уже и девчата его используют, как будто оно всегда было частью их речи. Со свалок принесли старую мандолину, отреставрировали её, а потом ещё и гитару. Но игра не приносит радости. Видимо, сама музыка не соответствует нашему положению. Только Эмиль, с его старинными романсами, исполняет что-то, что хоть немного трогает душу. Тонкий, дрожащий голос Эмиля звучит так, как будто он сам весь дрожит от голода и страданий.
Все сидят кучками, парами, кто-то тихо шепчется, кто-то целуется. Люди после ужина отдыхают, как могут: моются, переодеваются и идут в столовую, чтобы хоть немного утешиться в этих тяжёлых условиях. Даже дежурный полицай, непонятно зачем стоящий на посту, никого не беспокоит.
11 января 1943 года
Сегодня мы с Антоном были дежурными по комнате. Привели всё в порядок, растопили печь, принесли кокс. Лишь после этого помылись и пошли в столовую.
Ночью мне приснилась мама. Во сне она приехала ко мне в лагерь, сидела за нашим столом и переписывала мой дневник. Весь день я ходил под впечатлением этого сна, словно действительно встретился с ней. Я рад, что хотя бы сны облегчают нашу тяжёлую участь.
Обер-мастер Лоренц – это настоящее воплощение жестокости. Он ругает не только нас, но и своих же, немцев. Недавно я видел, как он ругал брата Карла, Стефана, зная, что тот когда-то был коммунистом. Лоренц был настолько разъярён, что у него изо рта шла пена, как у бешеного зверя. Стефан не выдержал и схватил гаечный ключ – если бы не подоспели другие немцы, он бы убил Лоренца.
А с нами, русскими, Лоренц и вовсе не церемонится. Любая ошибка – и он хватает водопроводную трубу или ломает керны прямо о наши спины. Спасаемся только бегством. Как-то он жестоко избил Егора. Тот даже не смог убежать – то ли от страха, то ли от слабости. Лоренц бил его до тех пор, пока труба не согнулась.
12 января 1943 года
Кажется, строительство лагеря наконец-то завершено. Лагерь находится на метр ниже дороги, которая отделяет его от заводской проходной. Три барака – мужской, общий и женский – расположены параллельно друг другу. Небольшая лестница ведёт к общему бараку, за которым находятся туалеты для мужчин и женщин, кладовая и странный навес, назначение которого нам пока непонятно. Весь лагерь усыпан шлаком, но между бараками есть длинные клумбы с травой и кирпичами, поставленными наискосок. Колючая проволока отделяет нас не только от внешнего мира, но и друг от друга – мужчин и женщин.
В начале нашего барака теперь расположены сапожная и швейная мастерские. Общий барак начинается с дежурной комнаты для полицейских, затем идут карцеры, а дальше – столовая, где для мужчин и женщин оборудованы отдельные зоны. За столовой – кухня и умывальники, а также душевая, двери которой никогда не закрываются.
Мы называем наш лагерь «Янсонбург», а немцы его прозвали «Сталинградом». Зима здесь мягкая, говорят, что всегда такая. Снег тает сразу же, как выпадает, часто идут моросящие дожди. Но даже в такую тёплую зиму нам холодно. Наша одежда из бумаги и древесного волокна не согревает, а еды недостаточно, чтобы восполнить силы. Сегодня Карл принёс нам бульонные кубики, но даже три кубика на стакан воды не смогли сделать её вкусной или сытной.