Главный инженер, герр Лендер, шёл рядом с ним – интересный человек, высокого роста, талантливый инженер и наш главный мучитель. Этот человек воплощает силу и холодную расчётливость, всегда одет в светлый плащ, как будто он не один из тех, кто истязает нас.

6 декабря 1942 года

По воскресеньям, если случается чудо и нас выпускают из лагеря, всё равно многие не могут выйти – просто нечего надеть. В спецовке, понятно, в город не пускают. Сегодня Янсон раздавал старые поношенные костюмы. К сожалению, на всех их не хватило. В половине четвёртого выпустили остарбайтеров – теперь обязательно с пришитым тавром «OST», как клеймо. Время до шести вечера – всего два часа, и этого, конечно, мало. Мы бегаем, как угорелые, по ресторанам (или, точнее, по закусочным) в поисках хоть какой-то еды.

В одном месте удалось заказать салат с пивом. В салате было что-то, похожее на сильно вымоченную и размягченную селёдку. Мы так и не поняли, что это было. В другом месте, по карточкам, которые дал Карл, нам подали обед. Мы, конечно, пытались изображать из себя настоящих европейцев, как будто не в голодном угаре, а за полноценным ужином. Нам принесли по маленькой тарелке супа, приятно пахнущего, но, кроме мутной воды, в нём ничего не было. Второе блюдо напоминало порции для маленьких детей – картофельное пюре с тушёной капустой и котлетка, которая выглядела скорее как насмешка над голодными.

Этот «обед» был сущее издевательство для наших аппетитов. Мы не смогли даже насладиться вкусом, всё прошло мимо, как если бы мы просто стояли рядом с кухонной дверью и вдыхали ароматы, не касаясь пищи. После обеда, когда карточки кончились, нам удалось съесть по два салата, но на этом всё. Больше не дали. Наши изголодавшиеся тела не насытились, и казалось, что никакого количества еды нам не хватило бы.

Мы вышли из ресторана в кромешную темноту. Я никогда не видел такой беспросветной мглы. Сигизмунд предположил, что это притупление зрения могло возникнуть от истощения, но не у всех. Я же вспомнил, что такое у меня уже случалось раньше – мне пришлось идти, держась за спину товарища, но всё-таки я хорошо видел светящиеся вывески и таблички с названиями улиц. Особенно ярко светилась надпись «Luftschutzraum» – «бомбоубежище» по-немецки.

Когда нас выпускали из лагеря, Янсон и полицаи строго предупредили, что в кинотеатры нам вход запрещён и на трамваях ездить нельзя. Но мы решили рискнуть. Время было слишком драгоценно, чтобы тратить его на длинный путь обратно пешком, да и любопытство одолело – хотелось прокатиться на немецком трамвае, посмотреть, как это выглядит.

7 декабря 1942 года

Мы очень боялись, что с нашивками «OST» нас выгонят из трамвая. Как только вошли, остались стоять на площадке, готовые в любой момент быстро соскочить. Людей в вагоне было немного. Кондуктор подошёл, молча продал билеты, даже особо не разглядывая нас. Мы немного приободрились, появилась надежда, что доедем без происшествий. За окнами царила непроглядная тьма, и, не имея возможности смотреть наружу, мы украдкой рассматривали пассажиров, стараясь не встречаться взглядами с редкими попутчиками.

Недалеко от двери сидела молодая немка, а между её коленями стоял мальчик лет четырёх. Оба выглядели миловидно и прилично одеты. Мальчик, полуобернувшись, смотрел на нас и что-то шептал своей матери. Вдруг он резко повернулся к нам с удивительно серьёзным, даже суровым, не по-детски строгим выражением лица. Сжав кулачок, он шагнул вперёд, потряс им в нашу сторону и, не говоря ни слова, плюнул. Испугавшись того, что сделал, он моментально повернулся обратно и прижался к маме.