Обыски стали частью нашей жизни. Нас обыскивают после работы на заводе, при возвращении в барак и даже на заводе, особенно в районе хранения муки. Иногда бьют не слишком сильно, а иногда – до полусмерти. На заводе испечь хлеб нельзя, да и нести в барак слишком опасно – риск быть пойманным велик. Некоторые ребята, отчаявшись, едят тесто в сыром виде, не в силах дождаться другого шанса.
Сегодня узнали страшную новость: говорят, что под Харьковом окружена армия Маршала Тимошенко.
Поражение армии Маршала Семёна Тимошенко под Харьковом в мае 1942 года, известное как Вторая битва за Харьков, стало одной из крупнейших катастроф Красной Армии во время Великой Отечественной войны. Это поражение нанесло серьёзный урон Красной Армии и ослабило её позиции на южном участке фронта, что в конечном итоге открыло немцам путь на Кавказ и Сталинград.5
Мы еле держимся на ногах. Вчера, когда я вез на тачке кокс, силы окончательно меня покинули. Я не успел даже опрокинуть груз – вдруг стало темно перед глазами, и я потерял сознание. Когда пришёл в себя, надо мной стояли двое немцев. Мой начальник-кровопийца стоял в стороне с привычной ненавистью в глазах, а другой немец плескал на меня водой из ведра. Они ругались между собой, но я смог понять только одно: таких, как я, слабых и измождённых, здесь много. Подошёл мастер и, почти не глядя на меня, приказал идти в лагерь.
В лагере я сразу сказал дежурному помощнику, что заболел, и что мастер велел отправиться в барак. Тот пропустил меня, но не без традиционного удара по затылку. Как только я лёг на жесткую койку, мгновенно провалился в глубокий, изнурённый сон. Но не успел отдохнуть – через час новый надсмотрщик, делая обход, вытащил меня из барака и отправил обратно на завод. На этот раз, к счастью, обошлось без побоев, хотя обычно тех, кто, по их мнению, притворяется больным, обязательно избивают.
А тех, кто по-настоящему болен или травмирован, заставляют заниматься самыми разными делами по благоустройству: мыть полы, чистить двор или туалеты. Никого не волнует, что они едва держатся на ногах, или что болезнь может убить их раньше, чем тяжёлая работа. Жизнь здесь ценится не больше, чем тот кокс, который я вчера не успел разгрузить.
5 июня 1942 года
Заставляю себя писать, хотя иногда жалею, что ввязался в это дело. Постоянно мучает голод – с самого утра, как только открою глаза, и до отбоя, а если проснусь ночью, то чувство голода снова возвращается. Оно непрестанно, как и усталость, которая, кажется, никогда не проходит. За ночь не успеваю отдохнуть, сил едва хватает. В пять утра дежурный надсмотрщик, как по расписанию, зажигает свет и орёт, будто сумасшедший: «Aufstehen!» Эта страшная реальность мгновенно вырывает из сна. И сразу понимаешь – сейчас снова погонят на ненавистный завод, где до шести вечера буду таскать тачку с коксом.
Карл рассказал, что ночью снова бомбили Кёльн.
Бомбардировки Кёльна во время Второй мировой войны были одними из самых разрушительных на территории Германии. Самая известная бомбардировка произошла в ночь с 30 на 31 мая 1942 года.6
Говорят, разрушения огромные, жителей эвакуируют. Наконец-то война добралась и до их домов. Наши, как ни странно, обрадовались этой новости – кто-то даже сказал, что так и должно быть: остановить такую жестокую войну можно только ответной жестокостью. Немцы на заводе ходят мрачные, угрюмые, будто их души тоже разрушены бомбёжками. А мы… Мы молимся, чтобы и Саарбрюккен разбомбили. На свою судьбу мы давно махнули рукой. Здесь для нас конец уже виден на горизонте, и в глубине души мы принимаем это.