мироздания! Все – вокруг меня! И вдруг…
Когда до Насонова, наконец, дошло, что к его непревзойденным мужским чарам
многоопытная директриса достаточно прохладна, чтоб не сказать, совершенно
равнодушна, с его глаз будто спала дьявольская пелена. Мир предстал перед ним в
реальном беспощадном свете, где не было места тончайшим нюансам его наивной
обманутой души, зато вчерашняя возлюбленная в ближайшем рассмотрении превратилась
в злейшего и коварнейшего недруга. Как он мог в ней так ошибаться, ну что ж, пускай
пеняет теперь на себя…
36
Отныне все силы своего изобретательного ума, весь богатейший опыт былых
конфликтов со школьным руководством был им мобилизован на бескомпромиссную
борьбу с той, кто так опрометчиво продолжила порочные традиции вереницы
неблагодарных лживых существ, осмелившихся отказать ему в своей любви.
…– Падшая женщина! – с гневом праведным отзывался о ней Насонов в кругу
заинтересованных таким оборотом дела слушателей, – абсолютно не воздержанна в
половых связях, катастрофически слаба на передок, к тому же – явная антисемитка…
– Ее не спал только ленивый! А какой жуткий пример бедным ученикам… Боже
мой, до чего мы только докатились…
Разговоры разговорами, но в то же время им были срочно разосланы десятки жалоб
в разные инстанции, где, в числе прочего, он сообщал о том, что бессердечная директриса
нагло присваивала деньги, заработанные тяжким трудом учащихся на сельхозработах в
подшефном хозяйстве.
Школу лихорадило от многочисленных комиссий. Проверяющие опрашивали
детей: их ли подпись стоит в ведомостях на получение зарплаты? У нас где копают, там и
выка́пывают: вероятно, в теме присвоения детских денег что-то все-таки было.
Проштрафившуюся руководительницу – подальше от греха и прокуратуры –
быстрехонько спровадили на пенсию по выслуге, в школу был назначен другой директор, работавший до этого в профсоюзных органах.
***
–Что ты думаешь об этом мистере Икс? – спросил у меня Насонов о своем новом
руководителе при первой же встрече.
–Почему Верников – Икс?– вопросом на вопрос отвечал я.
–А как называть директора, который в школе и дня не проработал, мистер Игрек, что ли? Школовед из него, конечно, никакой,– продолжал он, – зато люди из его бывшего
профсоюзного окружения говорят, что в искусстве принимать комиссии, ублажать всяких
гостей – ему нет равных. Недаром первая его жена, с которой они давно в разводе, называла его всегда ласково: «Мой Илюша – вылитый поручик Голицын – всегда и во
всем!»
–Никогда не думал, что у этого профактивиста аристократические корни, -
удивился я, – а с виду довольно простой парень. Впрочем, сейчас модно отыскивать в
своем роду толику «голубой крови»…
– Ну, о «голубых кровях» здесь и близко нет речи, – довольно ухмыльнулся
Насонов,– она имела ввиду совсем другое, знаешь: «поручик Голицын – подайте бокалы, корнет Оболенский – налейте вина»…Он же всю свою трудовую биографию, по сути, был
профессиональным официантом: подавал бокалы и разливал вино – настоящий директор!
…Мы стояли с ним на оживленной улице, рядом проходила разнузданная
компания нетрезвых молодых людей. Атмосфера наполнилась похабщиной и матом.
Прохожие старались обойти их стороной. Высокий хлопец в приплюснутой кепочке, имитируя выпад, оттолкнул от себя наголо стриженного товарища. Тот, отпрянув, задел
плечом Насонова. Оба хулигана разом обернулись, извинений не было, на лицах негодяев, уверенных, что им не дадут отпора, гуляли наглые ухмылки.
Старый учитель с трудом удержался на ногах, но недовольства своего не показал.
Напротив, пристально глядя в глаза ожидавших продолжения выродков, обратился к ним