Чем ближе к дому, тем сильнее ум пытался спихнуть шаблон О'Хары и впасть в панику: а что мы скажем? А что нам ответят? А как мы отреагируем? Словом, вся эта вечная невротическая карусель жителя большого города, не стопроцентно уверенного в завтрашнем дне. Да и в себе самом, что уж греха таить. Но я решил следовать совету Сереги и развивать новые реакции. По крайней мере – пытаться.

На лавочках возле клумбы собрались завсегдатаи, громко и энергично обсуждая что-то крайне важное. Иногда сбиваясь на подпеть звездам из бабкиного окна. На случай, если сегодняшний репертуар будет им не по вкусу – с собой была приготовлена колонка, на которую из телефонов раздавали бессмертную классику: Круга, Мираж, Кар-мэн. Стальные люди: столько пить каждую пятницу, и в снег, и в зной – это сколько же здоровья надо иметь?

В моем подъезде привычно пахло сырым старым подвалом и свежими листовками, набитыми в почтовые ящики с каким-то нечеловеческим энтузиазмом. Лифт, замененный в прошлом году по программе «Помоги главе управы купить новый BMW», гнусавым женским голосом сообщил: «Первый этаж». Холодный свет диодных ламп в нем регулярно напоминал мне о прозекторской. На моем этаже было тихо и темно, но стоило выйти – как вспыхнула дежурная лампочка на площадке, яркая, как ксеноновая фара. Я открыл дверь своим ключом, разулся, зашел в ванную. Судя по хаотично расположенным кроссовкам, Антон дома. Душ, зубная щетка – и я в нашей комнате. Аня давно спит, обняв медведя. Надя тоже спит, но стоит мне лечь рядом – сонным голосом спрашивает:

–Джин? – это ее суперсила, она всегда знает, что именно я пил. Пользы от этого никогда не замечал, но на моей памяти она не ошиблась ни разу. Чудо-женщина.

–Да, Алладин, это я, – да, шутки после такого насыщенного дня выходили уже не очень.

–Как посидели? – это вопрос впроброс, просто чтобы сразу не заснуть, видимо.

–Хорошо, продуктивно. Спи, завтра все расскажу, – прошептал я на ухо жене и чмокнул ее в щеку. Она заснула мгновенно, как человек с чистой совестью или смертельно уставший.

Сон навалился сразу, едва голова коснулась подушки. В этом сне я бежал по таежному лесу с дипломом Оксфорда в руках от Николая Петровича, который чуждо смотрелся в тайге в своем летнем кэжуале. Хотя я с дипломом наперевес тоже вряд ли украшал пейзаж. Мы бежали вдоль потрясающей красоты озера с берегами, поросшими кедрачом. Чуть дальше уходила направо какая-то горная гряда, не сказать, чтобы очень высокая, но даже глядя отсюда лезть наверх почему-то не хотелось. В озере плеснула хвостом явно крупная рыба.

Как часто бывает в снах, особенно после чего-нибудь горячительного, сюжет и картинка менялись мгновенно. В этот раз картинка осталась, но пропали полковник за спиной и диплом у меня из рук. Я шел вдоль берега, глубоко вминая мох и удивляясь, как это до сих пор еще не промочил ноги? Впереди из-за невысокого, но какого-то разлапистого кедра показалась протока, уходящая в сторону предгорья. Вода в ней бежала быстро, с шумом и завихрениями на поверхности, которые бывают, когда на дне полно камней. Несколько шагов по берегу от озера, против течения – и передо мной ровная площадка со старым, выложенным камнями, кострищем и странной избушкой за ним. На таежный балок или охотничью избу было не похоже. Будто кто-то вырыл землянку, поставил сверху 3-4 венца и накрыл двускатной крышей. Дверь, высотой от силы метра в полтора, открылась, и из избушки вышли импозантный нотариус, а за ним – Михаил Иванович Второв.

Я поднял голову, глядя на горный хребет. Возле одной из скал что-то поблескивало, и я был полностью уверен, что это разбитое стекло в кабине самолета. Но что тут делал самолет – не знал. Хотя где находится это «тут» я тоже не имел ни малейшего представления. Опустив глаза, заметил, что нотариуса и мощного старика уже не было. «Видимо, пошли на рыбалку» – выдал неожиданный вывод спящий мозг. Зато следом за ними из избы вылезал какой-то шаман. Самый натуральный, в мягких сапогах из камуса, и кухлянке, украшенной бусами и перьями. За собой он вытащил из избушки бубен, на котором я разглядел силуэт медведя, лодку и, почему-то снова самолет. В руке шамана образовалась бедренная кость, вероятно, оленья, которой он и зарядил в свой расписной инструмент. Раздался низкий гул – и все исчезло.