Ну, думаю, добавлю еще двенадцать кубиков, всего получится семьдесят два. Добавил. Значение pН – 6,0. Вроде бы ничего. И тут рука будто сама открыла кран бюретки и добавила еще восемь кубиков: pН стал равен 5,56. А дальше меня словно ударили по руке, и я остановился. Как оказалось, мы получили прекрасный катализатор. Уже потом, исследовав эту систему вдоль и поперек, я узнал, что, если бы я остановился на pН = 6,0, по показателям катализатор был бы близок к существующему. А если бы сделал pН меньше 5,5, получил бы просто никому не нужный порошок.

Что двигало моей рукой, когда я манипулировал с pН? Не знаю. Мне кажется, что нас с Баталиным просто наградили за огромный труд и душевные силы, вложенные в эту работу. В общем, ничего нового: кто рано встает – а я бы еще добавил, и поздно ложится, – тому Бог подает.

Хочу вернуться к вопросу о пользе чтения профессиональной литературы. До 1968 года лабораторией, разрабатывающей процесс получения изопрена – сырья для производства изопренового каучука, – руководил один из ее создателей, профессор Немцов. В шестьдесят восьмом лабораторию разделили на три части: две лаборатории и группу поисковых исследований, так называемую ГПИ. Одну лабораторию, курировавшую первую стадию процесса, возглавил ученик Марка Семёновича и к моменту моего прихода в институт его злейший враг – Сергей Кириллович Огородников. Другой, которая занималась второй стадией процесса, руководил мой шеф Баталин, а группа поисковых исследований подчинялась непосредственно Марку Семёновичу. О работе этой группы я расскажу ниже.

В состав нашей лаборатории входила группа ученицы Немцова – его верная сподвижница Римма Владимировна Качалова. Она занималась созданием катализаторов для получения изопрена. На разработку этого же направления Баталин взял и меня. Мы были конкурентами. Не вдаваясь в технические подробности, скажу, что Немцов и Римма Владимировна исповедовали идею, что катализатор для получения изопренового каучука, состоящий из фосфатов кальция, должен содержать незначительное количество кислых фосфатов. Мы же с Баталиным, наоборот, считали, что катализатор должен быть намного более активным, чем существующий, и предлагали увеличить его активность за счет повышения содержания в нем кислых фосфатов. Немцов и Качалова с яростью критиковали нашу позицию.

С Немцовым я познакомился в мой первый рабочий день в кабинете Баталина. Шеф представлял меня руководителям групп, как вдруг в кабинет вошел человек, удивительно похожий на очень популярного в то время артиста Ростислава Плятта. Услышав, с каким уважением сотрудники приветствуют вошедшего, я понял, что гость занимает какое-то высокое положение в служебной иерархии института. Поймав мой вопрошающий взгляд, сидевший рядом со мной сотрудник шепнул:

– Это лауреат Ленинской премии профессор Немцов.

Это был первый лауреат Ленинской премии, которого я увидел воочию. И тут совершенно неожиданно (во всяком случае, для меня), вместо какого-нибудь дежурного приветственного обращения к такому важному гостю, Баталин сказал:

– Вот, Марк Семёнович, наш новый сотрудник Аркадий Самуилович, и мы вместе с ним сделаем катализатор, который будет намного лучше вашего.

Мне стало немножко не по себе: в университете я не привык, чтобы так обращались к профессорам. Но Немцов за словом в карман не полез, и я до сих пор помню его ответ:

– Олег Ефимович, катализатор на основе кислых фосфатов кальция работать не будет. Максимум, что вы получите, – диссертацию для этого мальчика, – кивнул он в мою сторону. – Больше ничего. Поверьте мне.