— Да, подарки покупать ты не умеешь, — мне вспомнилась вереница зубных щеток, массажеров и прочей лабуды, купленной мне мужем в пароксизме безумного шопинга, и я вздрогнула.

— Я тебя очень люблю, — шепнул благоверный и сунул мне в руки сто пятьдесят евро.

— А годовщина у нас тринадцатого?

— Нет, — хитро улыбнулся он.

— Пятнадцатого?

— Опять не угадала.

— Неужели семнадцатого? — продолжила тупить я.

— Шестнадцатого, жена, сколько можно? — взревел муж притворно и запечатал мне губы поцелуем.

P.S. Утром я пошла в магазин и купила мужу подарок за бешеные сто пятьдесят евро.

5. Часть 4 Что такое любовь

— Аааааааа, дурак, отпусти, — донесся из-за входной двери голос дочери, когда я подняла руку к дверному звонку. — Волосы не трогай.

— А то чего? Жиром своим меня задавишь или прыщами запугаешь? — весело заржал басом старший сынуля, постоянно дразнящий свою сестру несуществующей полнотой — девочка весит сорок пять кило в мокрых штанах — и юношеским акне, которое, справедливости ради стоит отметить, часто поселяется на ее миленьком личике.

«Бежать, не оглядываясь», — мелькнула мысль, но желудок отозвался голодным урчанием, и я малодушно нажала на пимпочку звонка. В квартире стало тихо, но открывать мне не спешили. Я еще раз позвонила, потом постучала, а потом заколотилась в дверь всем телом, испугавшись, что дети все-таки поубивали друг дружку.

— И чего ты ломишься? Слышали мы еще первый звонок, — недовольно пробасил сын, наконец, открывший мне дверь.

— А почему не открывали? — без удивления спросила я, мечтая только об одном — сбросить с плеч рюкзак, набитый продуктами.

— Прибирались, — нехотя признался ребенок. — Ты ж орешь, если бардак дома. Прям клыки, как у дракона, у тебя пробиваются, когда бесишься.

— Ага, и глаза из орбит лезут, — поддержала его дочь, словно они и не ссорились пять минут назад.

Я прошла в кухню и, не раздеваясь, схватила со стола початую баночку йогурта, и в мгновение ока заглотила полную ложку лакомства, не обращая внимания на притихших за моей спиной детей, даже не заметила, как к ним присоединился мой младший сынулька Жорик, взирающий на меня полными ужаса глазенками.

— Вы что ей не сказали? — спросил он, глядя, как я вылизываю банку.

— Что не сказали? — напряглась спиной я.

— Мам, там такая ситуация, — замела хвостом Таська, моя дочь.

— Ну? — насупилась я, буравя взглядом пожухших детишек.

— Короче, Димка в йогурт плюнул, ну из вредности, чтобы мне не досталось. Мы, собственно, поэтому и рубились с ним. Не поделили последний йогурт просто, — прошептала дщерь, расширившимися глазами глядя на мою разъяренную, свекольного цвета физиономию.

— Куда? — взревела я, своим рыком предотвратив попытку старшенького смыться.

— О, опять у нас веселуха, — услышала я из прихожей голос вернувшегося с работы мужа. — Что опять произошло?

— Мать моих слюней наелась, — заржал в голос Димка, и Таська захихикала, как гиена, почувствовав поддержку отца. Знают, подлецы, что он встанет на их защиту.

— Ой, ну подумаешь. В первый раз, что ли? Ты, Нюська, везде найдешь куда вляпаться, — загоготал Гошка, мой благоверный.

— Ну все!!! Вы меня достали, — вызверилась я. — Я ухожу.

Хлопнув дверью так, что с потолка посыпалась штукатурка, а у соседки от ужаса упал в обморок волнистый попугайчик, я выскочила из дома и в запале, как заправский спринтер, бегом преодолела расстояние в три километра до дома моей любимой подружки Катюшки.

— Они меня не любят, — рыдала я, сидя на стерильно-чистой уютной кухоньке тихой квартиры Катерины, запивая обиду домашним вином. — Только издевательства от них переживаю, да насмешки.