Говорят, можно бесконечно смотреть на три вещи: горящий огонь, волнующееся море, звездное небо. Так вот. Нам не договаривают. Есть еще четвертая вещь. Красивая женская грудь. Что касается Эллы, ее бюст был так хорош, что его стоило разместить в энциклопедию как образец совершенства.

Она продолжила:

– Съемки – это не только престижно, но и чаще всего прибыльно. Особенно если это какая-нибудь рекламная кампания для именитого бренда. А только такие обращаются в наше агентство, так что да. Это классно и весело. Ну и остаются мероприятия. Типа открытия Олимпийских игр, дипломатических встреч очень важных дяденек, выставок всего престижного и элитного. Как, например, Московский автосалон. Или, как я его называю, «Культ священного автомобиля».

– Не поняла. Почему?

– Ты не автомобилист, тебе не понять.

– А ты попробуй объяснить, я уж постараюсь как-нибудь, – с ехидцей бросила я.

– Ну хорошо. Мне кажется, что автомобиль стал как бы предметом поклонения. Есть те, кто поклоняется немецким авто, есть те, кто свято верует в японские. Есть староверы – приверженцы отечественного автопрома. И все они приходят на ежегодные автомобильные выставки – как паломники к святыне. Это настоящее религиозное действо. Настоящий культ! Все его признаки налицо: толпы, собирающиеся на выставке, ожидают показа новых моделей машин так, как в Древней Греции верующие ждали откровений Дельфийского оракула. Того самого, про который нам сегодня Агапова рассказала.

– Это понятно. А модели тут при чем?

– Как при чем? Модели – это храмовые жрицы. Важнейший элемент мистерии, так сказать.

Я улыбнулась. Это действительно было похоже на правду. Казалось бы, XXI век на дворе, а культы и мистерии все те же. Просто поменялись облики их составных частей.

– Классно вам! – вздохнула я в ответ.

– Не вам, а нам! – поправила Элка. – Скоро ты тоже станешь храмовой жрицей. Вот увидишь, Мар. И я тебе в этом помогу.

– Слушаю и повинуюсь, мой повелитель!

– Так-то лучше. – Элла улыбнулась. – За это надо выпить.

Храмовая жрица с идеальным бюстом повернулась в сторону официанта:

– Бутылку шампанского!

– Эл, ты же за рулем!

– Официант, бутылку сделайте с собой.

Но он был уже не гадким темно-серым утенком, а лебедем. Не беда появиться на свет в утином гнезде, если ты вылупился из лебединого яйца!

Г. Х. Андерсен

Квартира Эллы отличалась сомнительной эклектикой образцового евроремонта нулевых и барочного антиквариата. Цветные натяжные потолки с фиолетовой подсветкой, гипсокартонные арки причудливых форм странным образом сочетались с кухней под хай-тек и замысловатыми стульями с вензелями и шелковыми подушками. В гостиной над французской консолью XVIII века, выполненной из красного дерева и дополненной живописью на фасаде, смущенно висело зеркало шведского бренда, будто извинявшееся за столь неуместное соседство. Гигантской кровати с бархатным балдахином в спальне аккомпанировал лаконичный шкаф-купе и японская плазма. И хоть такой ремонт считался передовым, мне же он казался сюрреалистичным лабиринтом, в котором хозяева квартиры пытались уместить все лучшее сразу. Поэтому я предпочитала смотреть на эту невозможную мешанину, собранную под крышей сталинского дома, как на легкую постиронию, намекавшую на отношения Эллы с ее папиком. Метасообщение здесь могло быть следующее: если в постсоветском пространстве у тебя правильная крыша, тогда и невозможное возможно.

В остальном и сам дом, и габариты квартир, в нем расположенных, вызывали самые приятные ощущения. Есть какая-то незримая романтика в сталинской застройке. И я говорю даже не о семи всем известных высотках, а об обычном жилом фонде. «Сталинки» обладали особой энергетикой – то ли из-за циклопических размеров пространства, то ли из-за качества материалов. Красивый вход в подъезды, часто с колоннадой или лепниной, широкие общественные пространства с большими лестничными клетками и пролетами между этажами – все это говорило о торжестве победы Страны Советов, которому должен был соответствовать и архитектурный размах в планировании.