В это время пулеметом затарахтел пускач у Потапенко и тут же раздался чистый рокот дизеля. Я кивнул в его сторону, вот, мол, как надо.

– Ну (одобрение с сожалением).

Пока Семен отворачивал болты, я стал наблюдать за трактором Потапенко. Он, отъехав на край поля, сначала резко крутанулся влево, потом начал нехотя поворачивать вправо, я затаил дыхание: неужели так и не сработает тормоз, – и вдруг трактор быстро стал разворачиваться на месте, сделал полный оборот, приостановился и весело покатил к стоянке плугов. Я глубоко вздохнул, руки сами полезли за папиросой, Потапенко приветственно помахал рукой, а Семен выдал свое «ну», которое означало одобрение, усиленное поднятием большого пальца.

Наконец мы принялись за дело. Пока Семен проворачивал коленвал, а я следил за мениском, верхом на лошади к нам подъехал бригадир, спешился, поздоровался и молча стал наблюдать. Мне, конечно, это удовольствия не доставляло, но ничего не поделаешь, он здесь хозяин и я должен его качественно обслужить. Мениск топлива дернулся, я чиркнул меточку на шкиве и метнулся искать метку на маховике, однако вал провернулся уже порядочно, а щуп метку не находил.

– Семен, а ведь на этом движке маховик меняли, так что метку не ищите, – заметил сзади нас бригадир.

– Ну (не может быть).

– Ты ж тогда два дня прогулял, когда двигатель перебирали, бутылка, видишь ли, тебе откуда-то свалилась.

– Ну (неуверенно протестуя).

Пока они разбирались, я лихорадочно соображал, как быть, и вообще было непонятно, как я это пропустил тогда зимой на ремонте и бутылка за всю зиму ко мне не попадала. Тут в голове что-то мелькнуло, я прервал бригадира, который что-то еще хотел припомнить, и велел Семену снимать крышку клапанов. Бригадир, поняв идею, удовлетворенно кивнул и пошел по своим делам. Я закурил и начал искать в Семеновой барахолке под сиденьем подходящий инструмент. Используя длинный ключ в качестве рычага, я нажал клапан до упора в поршень и заставил Семена медленно проворачивать двигатель то в одну, то в другую сторону. Наконец верхнее положение поршня с некоторым допущением удалось найти и отметить на шкиве. Стало совершенно ясно, что опережение впрыска установлено неверно. На этом беды не кончились, оказалось, что регулировка в нужную сторону полностью выбрана. Уже больше часа я возился с этим трактором, а результата еще не было.

Трактористам с других тракторов надоело ждать, и они постепенно собрались около нас, лениво переговариваясь, внимательно следили за моими действиями да подбрасывали бородатые шутки, обращаясь к Семену, но имея в виду меня. Они то посылали Семена на кухню за компрессией, то допытывались, где он спал прошлую ночь. Меня это страшно раздражало и подмывало прогнать всех к своим машинам, но мой еще небогатый опыт общения подсказывал, что этого делать нельзя, будет засчитано поражение, лучше всего или не обращать внимания, или отвечать более новыми глупостями. Тем временем Семен, насупившись, не спеша ставил на место клапанную крышку, я, покуривая, размышлял: «Если неправильно установлены шестерни, то придется разбирать двигатель, а это еще на два дня простоя, если же…» Вот другого «если» я не видел. В который уже раз я полез рукой в лючок привода насоса, нащупывая положение регулировочных болтов, теперь уже не столько чтоб убедиться, что регулировка невозможна, сколько для того чтоб не стоять без дела под взглядами. Тут один из острословов подошел вплотную к трактору и с самым серьезным видом сказал:

– Инженер, а ведь насос-то не тем концом прикручен.

Взрывом хохота компания встретила очередную глупую шутку, а шутник, не меняя мины на лице, в упор смотрел на меня и ждал моей реакции. Внутри у меня все кипело от злости на себя, что непонятно, по какой причине выпал из-под контроля этот движок, и вообще, не знаю, что делать, и на них, зубоскалов. Мои пальцы перестали ощупывать болты и отверстия, переместились к валу, и я почувствовал некоторую непривычность. Дело в том, что заглянуть в лючок можно только через зеркало, да и то очень неудобно, и поэтому я привык этот узел проверять и регулировать на ощупь. Вот и нащупав что-то не так, у меня возникли смутные надежды. Шутник продолжал стоять с умным видом, мужики затихли в ожидании.