* * *

А ежели она продолжалась, то нужно идти в магазин, называется – «отовариться».

Меня, конечно, магазин продовольственный очень удивил.

Москва – не показатель, но в те годы мы считали, что и во всей стране – как в Москве. Все есть, только стой в очереди или лови, что «выбросили».

В Южном было вот как. Не было совершенно ни картошки, ни лука, ни прочего овоща и корнеплода. Ни-че-го! Но у корейцев на рынке было – все.

А в магазине лежала сухая картофь, да и то в ограниченных количествах. Но рыба была в изобилии. И крабы. И икра красная.

И было много спиртного. В основном – шампанское и «гусь», так называли бутылку с водкой 0,75. Продавался и спирт питьевой. В общем, разгуляться было где и, главное, чем.

Но, однако, нужно было идти в «контору» знакомиться и начинать – строить социализм на отдельно взятом острове. В моем случае – на Сахалине. Кстати, вот что удивительно. Мне, молодому специалисту, никуда дальше Москвы (за исключением военных лет) не выезжавшему, этот город, с его непроезжими дорогами, неустроенным городским бытом, сразу лег на сердце. Мне все понравилось, совершенно все. Даже традиционная выпивка с вождем комсомола Толяном Зуевым.

Навсегда в моей душе остался этот город. И остров.


Центр Южно-Сахалинска. 50-е годы. Фото автора


Мыс Острый. Фото автора











Вылет самолета «Ил-14» из Южно-Сахалинска в Оху

Озеро Сладкое

Я давно живу во Франции. Вернее, раньше, до известных событий, жил на две страны. Одна – моя Россия и другая – Франция. Сейчас – сложнее.

Я решил, прежде чем рассказать о начале работы на Сахалине молодым специалистом, попробую изложить, из чего часто рождаются рассказы. Повести. Даже – романы. Как сказала Анна Ахматова – из какого же сора рождается прекрасное произведение.

Вот я уже сказал – живу во Франции. Пристрастился гулять по парку де Со, парк недалеко от меня, тих и уютен. Шато построил, по-моему, Кольбер, разбил парк – Ленотр, и, конечно, все отдали королю.

Я и брожу по чудным аллеям, где когда-то в кустах резали друг друга придворные короля, бегали на свидания девицы из обслуги и дамы, ими обслуживаемые. Были они все равны. Молодость была, господа, молодость.

Затем все разрушила революция. Хорошо нам, марксистам и материалистам, известно, революция и производится, чтобы разрушать. Да и поубивать, ежели представится возможность. (В революцию таких возможностей хоть отбавляй.) Крестьяне, презрев священную неприкосновенность собственности и короля, растащили, что могли. Шато сломали «до основания». Парк разделили и пасли в нем коров, коз и прочую живность.

В королевских каскадах купались с обнаженными пейзанками. А оленей и кабанов частично перебили, частично разогнали по окрестным лесам. Ибо лесов в те времена в округе было еще очень много. И кабанов тоже.

Сейчас лесов почти не осталось. А кабанов – хоть отбавляй. Иногда заходят в парк де Со, наводя панику на сторожей и гуляющую публику.

Затем все вернулось на круги своя. Крестьяне были изгнаны, замок построен заново, парк восстановлен, фонтаны и каскады зажили прежней жизнью, которая пенилась и брызгала веселия и радости для.

Вот я в нем и гулял. Особенно любил очень зиму. Зимы иногда бывают очень суровые, до -1 градуса Цельсия (мой сарказм).

В парке – никого. Я сижу на скамейке или брожу по зимним опавшим листьям и, конечно, думаю о вечном. О чем же еще? Не о бабах же!

В этот зимний день настроение у меня было не очень. Не на высоком уровне. Плохое было настроение. Меня начинал мучить извечный вопрос русской интеллигенции (хотя я к ней и не принадлежу) – зачем я здесь? Зачем живу? Что вообще значит эта наша жизнь?