Разозленный редактор Державцев, которому быстро доложили, каков был его нештатный корреспондент при выполнении редакционного задания, хотел было отказаться от его фотографий с этого злосчастного пленума. Но никто другой в этот день партийный форум районного значения, кроме Григорьича, не снимал, а без снимков целый газетный разворот с отчетом выглядел бы сплошной портянкой. Скрепя сердце, редактор снова принял снимки своего непутевого внештатника.

– Ты бы… это, хоть на такие задания ходил трезвый, – сдержанно попросил он Григорьича.

– Ладно, – легко согласился фотограф. И конечно, ненадолго.

После сорока лет Григорьич заболел облитерирующим тромбофлебитом, ему отняли ногу, и хотя на костылях передвигаться он мог, с постели почти уже не вставал. Григорьичу было нельзя курить, и он жестоко страдал от этого. Когда его навещали друзья и, пропустив «по маленькой», порывались выходить покурить на улицу, он останавливал их и просил дымить при нем, жадно поводя при этом носом. Как-то он сходил в баню к соседям, хорошо там попарился, а приковыляв домой, лег на кровать и… умер. Его убил оторвавшийся тромб. По-моему, Григорьичу не было еще и пятидесяти. Сейчас в Железинке уже мало кто помнит, кто был такой Леонид Б. Хотя при этом, наверное, почти в каждой железинской семье есть сделанные им фотографии, навечно остались они и в подшивках районной газеты «Ленинское знамя».

По ту сторону границы

Железинский район, где выходила эта газета (сейчас переименована в «Родные просторы») находится на севере Казахстана и граничит одновременно с Новосибирской и Омской областями России. Район в те годы имел обширные целинные поля. Урожайность их была предметом особой заботы как районного руководства, так и сельхозотдела редакции, который мне и доверили с первых дней работы в газете. Одновременно, на общественных началах, я также входил в состав районного комитета народного контроля и довольно часто выезжал в хозяйства с рейдами. Разумеется, организатором подобных серьезных мероприятий, заканчивающихся, как правило, большими неприятностями для директоров совхозом, специалистов, механизаторов (что это за рейд без денежного начета?), выступали чины от комитета, моя же задача сводилась к освещению рейдов в газете.

Вот так однажды в начале мая, в разгар весенних полевых работ мы выехали с председателем районного комитета народного контроля Ж. Н. Адамовым, суровым на вид казахом, в отдаленный совхоз «Урлютюбский». Выбрались из райцентра поздно и попали в расположение намеченной тракторной бригады уже на закате дня.

Еще издалека заметив пыхтящего на конце поля одинокого «дэтэшку», Жолат Назымбекович приказал шоферу ехать к нему. Но, не доезжая до трактора, вылез из машины и палочкой замерил глубину пахоты. Помрачнел, замерил еще в одном, другом месте: тракторист явно халтурил, лемеха его глубокорыхлителя входили в почву едва на половину нужной глубины.

К трактору Адамов подъехал уже туча тучей. Властно махнул рукой трактористу. ДТ-75М завершил круг и покорно остановился. Из кабины его вылез и пошел нам навстречу невысокий щупленький тракторист-казах, совсем молодой парнишка.

– Ты что же это делаешь, вредитель? – загремел Жолат Назымбекович. – Что тут вырастет после твоей пахоты? Как твоя фамилия? А ну, давай сюда талон качества – рублем будешь расплачиваться за свой брак…

Переминающийся с ноги на ногу перепуганный тракторист молча протянул замасленную книжицу. Сердито пыхтя, Адамов водрузил на нос очки, полистал книжицу, подумал и вернул ее парнишке:

– Ладно, смотрю, она у тебя пока нетронутая. На первый раз прощаю. Но еще раз попадешься мне на халтуре – шкуру спущу, понял?