Внизу началась беспорядочная пальба, сопровождаемая криками "ура" и отборными матами. Очевидно, защитники института перешли в контратаку.

Славка, присев, шарил по полу, ища, так некстати выпавший из рук магазин, и матерился, почему-то шепотом.

Илья, почувствовав себя совершенно без сил, отошел от окна и опустился в кресло.

Видимо это его и спасло.

Ярко-огненная вспышка! Его швырнуло в пролет между кресел, и мир вокруг погас.

* * *

Дневник Майи 19.03.200…

«Хотела написать, что наконец-то все закончилось, но тут же поняла – все только начинается, и начало вышло кровавое – мы здесь всего два дня, а шестерых уже нет. Так каким же будет продолжение?

До сих пор руки трясутся, как вспомню. Как же могла приключиться такая скверная история?

Мы только успели поужинать, начали мыть посуду, как вдруг в коридоре стало все взрываться, началась стрельба, прямо как в фильмах про войну! Мы с девчонками и Варварой Петровной, перепугались и спрятались на кухне. Минут десять продолжалась непрерывная пальба, потом примчался Марк и, делая страшные глаза, объявил, что началась серьезная заваруха с бандитами, поэтому он сейчас отведет нас в безопасное место. Мы, естественно, не возражали. Через кухню вышли на боковую лестницу, потом спустились в подвал, пробрались через типографию, заполненную рулонами бумаги, и оказались на цокольном этаже. Еще одна лестница вниз, привела нас в институтское бомбоубежище.

Марек, велев запереться изнутри, убежал, а мы остались в кромешной темноте. По счастью, у Анны оказался с собой фонарик. Правда, включала она его лишь изредка – экономила батарейку. Вдоль стен с плакатами про ядерную войну были сложены матрасы, а посереди комнаты стояли длинные деревянные лавки. Мы и расселись на них, как куры на насесте. Все были на грани истерики, поэтому разговор не клеился. Каждые десять минут, то тут, то там кто-нибудь начинал всхлипывать. Тогда все остальные кидались успокаивать, старались подбодрить друг друга. Особенно усердствовала Варвара Петровна, подозреваю, главным образом, для того, чтоб унять свой собственный страх. Я-то мучилась по другой причине – не очень приятно осознавать, что отчасти являюсь виновницей всех этих неприятностей. Хорошо, что тогда я еще не знала о количестве жертв, просто сидела и размышляла. Может, надо было отдать бандитам эту еду? Нет, прогибаться под них нельзя ни в коем случае, а значит рано или поздно нечто подобное все равно бы произошло. Уж слишком явным был конфликт интересов. Даже если б Юрик, не пришиб этого отморозка, Семенов со товарищи не спустили бы «браткам» самоуправства. Охотнику нужен был повод для разборки и бандиты, своей глупой дерзостью, такой повод предоставили.

Но как же они сумели сбежать, где взяли оружие?

А если они перебьют наших защитников, что будет?

Ну, Юрика, положим, точно шлепнут, а меня? Тоже? Или сперва изнасилуют? Вот тут я, наконец, испугалась. Даже озноб пробил, когда воображение услужливо подсунуло красочную картину расправы над героической защитницей съестных припасов.

Все эти мысли устроили такой кавардак в моей голове, что я поняла: если сию же минуту не прекращу заниматься внутренним мазохизмом, то сойду с ума. Утрирую, конечно, с ума не сойду, но вот нервный срыв мне точно будет обеспечен.

Я залезла на кипу матрасов, отвернулась к стенке и заткнула уши, чтоб не слышать хлюпанья Марины со Светкой и кудахтанья Варвары Петровны. Отрешившись, таким страусиным способом, от окружающей действительности, попыталась представить что-нибудь светлое из прошлой жизни.

Как ни странно, это, хоть и не сразу, но получилось. Всплыли лица папы, братьев… Мама, поливающая огород на даче. В последнее время, мы редко собирались вместе: отец с братьями все время в командировках, мама летом безвылазно жила в загородном доме. Так что в нашей большой городской квартире, я частенько оставалась одна. Не скажу, что это меня не устраивало на тот момент, но сейчас меня охватила грусть, на этот раз, слава Богу, светлая.