– Что собрался делать? – тревожно оглянувшись, не слышит ли кто, спросил его Николай.

– Что, что… – повернулся к нему охотник. На лице его сияла довольная улыбка, словно он был рад происходящему. – По обстоятельствам будем действовать, браток, по обстоятельствам!

– По каким таким обстоятельствам? – прошипел прапорщик, спадая с лица. – Зачем тебе стволы? Ты что тут, войнушку собрался устроить? Ты прекращай, давай!

– Это ты прекращай!.. – лицо Семенова стало жестким. – Бздо свое прекращай! Ты что хочешь, чтоб уркаганы тебя за кадык взяли? Они могут! И, кстати, конкретно тебя любить-то им не за что! Вон посмотри на этого… – он показал на расписанное блатными татуировками тело Рыбы, и констатировал. – Хорош гусь! Такие тебя сожрут и не подавятся! Так что готовь пушку милиция, и радуйся, что я на твоей стороне. Сейчас наступит момент истины. "Калаш" твой, как? Не заржавел? – Семенов хохотнул и хлопнул прапорщика по плечу своей могучей рукой, так, что его заметно шатнуло.

Они постояли молча, закурили.

Громко топая сапогами по лестнице, сбежал запыхавшийся Слава с ружьями на обоих плечах. На ходу сдернул семеновский карабин с оптикой, протянул ему. Тот не спеша, принял, отстегнул магазин, проверяя боекомплект, и несколькими фразами обрисовал создавшуюся ситуацию. У Славы, по мере того как он слушал, вытянулось лицо, но когда начал говорить, в голосе его не было и тени сомнения:

– Что делать будем командир?

– Где, эти?

– У джипа своего трутся.

– Все?

Слава пожал плечами.

– Все вроде, пятеро там, один здесь.

– Ладно, иди в вестибюль понаблюдай. Как сюда пойдут, сразу к нам.

– Сумасшедшие… – пробормотал Николай, отходя от них. Взгляд его уперся в Майю, которая ползала на корточках, собирая в охапку, раскатившиеся по полу, продукты, и остановилась возле них, прислушиваясь к разговору. – Чего выставилась? Собирай, давай быстрей, и дуй отсюда, чертова кукла! Все из-за тебя!

Девушка медленно выпрямилась. И без того не слишком широкие ее глаза, сузились в две щелочки, а смуглое лицо побелело. Одна банка выпала из, вдруг ставших непослушными, рук.

– А вы мне не хамите, товарищ милиционер! Я, между прочим, не для себя… – она запнулась, от злости не находя слов, – …старалась!

– Старательная, бля!

– И впрямь Коля, – усмехнулся Семенов, – зачем грубишь барышне?

Прапорщик в сердцах сплюнул и отвернулся.

Семенов подошел к ней, дружески приобнял своей медвежьей лапой за плечо.

– Не серчай на него, девочка, это он от нервов! Все мы тут нервными скоро станем… – он посмотрел ей в глаза. – Значит, это ты отморозка застопорила? Мелкая, а смелая! Уважаю! А если б он тебя того?

Майя растерянно улыбнулась, она не знала, что было бы, если б он ее «того». Семенов наклонился, поднял с пола банку, положил поверх других продуктов, которые она продолжала держать в руках.

– А теперь и вправду, иди дочка, спрячься где-нибудь… и эту с собой забери! – он кивнул на растерянно торчащую возле стойки Светлану.

Майя опять улыбнулась – дочка – да ему, кажется, и сорока еще нет.

Подошел Алексей Федорович, отходивший в медпункт проведать больную. Глянул на серое лицо прапорщика и ухмыляющуюся физиономию Семенова.

– Что происходит?

– Да ничего особенного! – успокоил его охотник. – Вы тоже идите доктор… и девочек с собой захватите. А мы тут постоим, побалакаем малость с народом.

– Что значит идите? Никуда я не пойду! Я что вам пацан, меня отправлять?

– Идите, идите! – тон Семенова был непререкаемым. – Вы у нас, человек самый важный! Один в медицине сечете… не дай бог, что случится, без вас никак, сами понимаете! А мы людишки простые, нам, что… Есть мы, нет нас…