Так «блистательная» книжка моей хозяйки оказалась без корректора.
Мы, конечно, оправдываемся. Ой! Соня оправдывается! Перед особо привередливыми читателям. Несет им малоубедительную чушь.
– А мой корректор был на море… Японском!
И вот я на Говерле
Наконец то, весь тираж нашей «кайфовой» книги в количестве 1000 экземпляров, заботливо упакованный в мышасто-сумрачную бумагу, – в такую, как говорит моя хозяйка, заворачивали селедку в советское время, – у нас дома. В холле нашей квартиры, на Бориса Гмыри-3.
Смотрю я на эти ящики, горой Говерлой громоздящиеся до потолка, и думу гадаю.
И что же теперь с этим всем делать?
Кстати, на самой вершине этой Говерлы я сразу облюбовал себе новое местечко и охотно там сплю, свернувшись калачиком на мягком шелковистом меху.
Сонечка пожертвовала мне свою горжетку из баргузинского соболя, подаренную ей любимым мужем.
Кстати, моя обезбашенная хозяйка не одна такая отчаянная.
Внучка Бориса Гмыри, именем которого названа наша улица, тоже завалила прихожую своей квартиры книжками. Но, я подозреваю, что не броне дверь была тому причиной! Как у нас. Дело в ее знаменитом деде, оперном певце. Деньги на издание книги о нем она взяла в банке. Под залог этой же квартиры, которая является домом-музеем Бориса Гмыри. Книга не пошла.
«Народ у нас больше по продуктам…», если вспомнить слова издателя Вадима Юрьевича Жарптицина!
Банк подал в суд. Суд вынес решение вернуть кредит банку и наложил арест на квартиру.
Я сам слышал эту информацию по телевизору, на кухне. Когда поедал моих любимых бычков, нарезанных хозяйкой кусочками.
В отличие от внучки оперного певца Соня рисковала только моим именным медальоном. Ну и шкатулкой с украшениями! А там было много, ценного, что нес в дом ее практичный муж Цукерман!
Тираж книги в холле. В него вложены деньги. Теперь осталось нам найти читателя. И перегнать книжку в деньги. Всего-то! Обратный процесс!
Перегон мозгов Сони в ее «волшебную» книжку получился скорым. Она у меня шустрая! И, если взять за основу формулу всякого производства, то мы настоящие производители.
А наши несравненные опусы – продукт эдакого многоступенчатого аппарата, на подобии самогонного, какой красуется на кухне у любимого Сониного свекра Василия Петровича Цукермана, живущего в городе Житомире. О! Сколько мы с этим свекром выпили на брудершафт! Но об этом позже.
Наш читатель, как самоуверенно заявила Соня, – это барышни, исключительно с горящими глазами, в ажиотаже прочесывающие книжные ряды в поисках пищи для души.
Где же их искать? Я подслушал разговор хозяйки с ее германской подругой, писательницей.
– Ты должна выйти в люди! На улицу! На рынок! – кричит Мерилин фон Бруннен. – Надо с ними научиться общаться! Их надо любить, устраивать чтения, чаепития и продажи.
– Да, люблю я людей! Но, в обморок падаю при публичном общении.– оправдывается Соня.
– Я тебя научу! Все просто! Люди все одинаковые. От сантехника до депутата! Все одинаково желают себе счастья. А продажу своих книжек надо спровоцировать.
– Как?
– Слушай! Я развесила на столбах объявления. Чаепитие с Мерилин фон Бруннен! Встреча с писательницей на ее кухне!
Но это чаепитие надо еще выиграть! Купить мое одно эротическое стихотворение!
– Чего?
– Чего слышишь. Его цена десять тысяч евро.
– С ума сойти..!
– Но только сегодня, по ангеботу, то есть, по акции, это стоит всего тысячу евро!
– Маша, но ты же не Дарья Донцова, что бы такие бабки запрашивать за чай с тобой? Да и Донцова разве на такое осмелилась бы!
– Отчего же? Для нашего городка я уже и Дарья Донцова и Устинова и та же Улицкая! В одном лице! Я знаменитая персона в своем Кляйнштатте. Меня все знают. Когда я еду на велике по деревне, так все здороваются, оборачиваются. И почему бы им не заплатить тысячу евро за мое новое произведение и тем самым выиграть чаепитие со мной?