Голос путника окончательно ослаб, и он сухо покашлял в сжатый кулак. Потом поправил поднятый воротник плаща, закрываясь от утренней свежести, и всем своим видом дал понять, что ничего он логисту доказывать не собирается.
– Так в итоге, чем дело кончилось? – не вытерпел я.
Коновальцев хитро хмыкнул и поправил рюкзак.
– Понравилась история? – задал он встречный вопрос.
Я кивнул.
– Раз такое дело, я могу с удовольствием её продолжить сегодня у вечернего костра, – ответил он. – Давайте так, молодые люди. С меня продолжение истории, а с вас полный чайник этого чудесного напитка.
– Договорились, – кивнул Столяров, который всё это время лежал на боку, укрыв широкую спину краем кошмы.
– Ты разве к вечеру не доберёшься докуда хотел? – спросил логист, почесав затылок и вернув тюбетейку на место.
– Не знаю, – ответил путник. – Я давно в этих краях не был. Может и ошибся на денёк, другой. Я уже далеко не молод, годы берут своё…
Лицо Азамата скривилось от начинающего проявляться раздражения. Он уже открыл было рот, явно собираясь нахамить Коновальцеву, но тут Столяров медленно поднялся со своего места и как бы случайно встал между логистом и путником.
«Молодец Илюха!» – мысленно поаплодировал я его смекалке. И хоть логист был вторым по важности человеком в караване, внушительные габариты пулемётчика тоже оказались весомым аргументом в этом мимолётном противостоянии. Азамат смерил Столярова узкими, воспаленными от недостатка сна глазами и, презрительно фыркнув, направился к повозке погонщиков.
– Эй, а ну вставай, хватит спать! – разнеслись по всему лагерю его хозяйские оклики, переходящие на казахский язык.
– Вам, ребята, на смену пора… – протянул старик.
– Вы же не поспали совсем, – обеспокоенно протянул я. – А день будет долгим.
– О, я знаю, какими долгими и жаркими бывают дни в этих краях, – кивнул путник. – За меня не переживай. Уважаемый Анарбек выделил мне место в своей повозке на первом ярусе. Так что я превосходно высплюсь во время пути.
Я согласно кивнул и, потянувшись, осмотрел расположение нашего каравана. Светало прямо на глазах. По всему лагерю тусклыми красноватым огоньками мерцали прогоревшие за ночь костры. Слышались приглушенные разговоры и деловитые окрики охранников, начинающих сматывать провода. В загоне фырчали мулы, ожидая утренней кормёжки. Из повозок выбирались люди с заспанными лицами, чтобы умыться и привести себя в порядок.
Я очень любил это время суток и то особое настроение, которое буквально витало в воздухе. Это было странное чувство, словно вся окружающая тебя реальность является не такой уж и реальной. А ещё я любил вот такие душевные истории, рассказанные под треск веток в костре. Иногда в такие минуты мне казалось, что я физически ощущаю, как время замедляет свой бег, и в окружающем мире не остаётся ничего, кроме языков пламени и голоса рассказчика.
Да, история путника мне очень понравилась. Чем дольше я его слушал, тем больше слова старика начинали оживать в моей фантазии. Со временем я мысленно заменил персонажа этой истории на самого себя. И вот это уже не молодой Коновальцев, а именно я гнал через степь побитый УАЗ-ик. И уже я вынужден был принимать непростое решение: помочь девушке или же спокойно продолжить путь.
Но история оборвалась сразу же после завязки, оставив в моей фантазии интригующую недосказанность. Будто мне дали лишь краем глаза взглянуть на ту самую прекрасно выполненную картину, но при этом оставили закрытой большую её часть. Так что любопытство не давало мне покоя. Но у меня были весьма конкретные обязательства, которые следовало выполнять.