Я невольно хмыкнул и уважительно кивнул. Машина была достойная. Судя по брезентовым пыльникам на стволе автоматической пушки и приборах наблюдения, за ней явно ухаживали. Солнечные лучи вспыхивали на затёртых до блеска траках, что явно свидетельствовало о том, что бронемашина не стояла без дела. В противном случае они бы покрылись налётом ржавчины в первую очередь. Кому и зачем понадобилась такая мощная броня в этом поселении, я не знал. Но факт оставался фактом. Этот грозный военный артефакт сгинувшего мира сейчас стоял на заднем дворе и выглядел вполне работоспособным.

«Может стоит у хозяина про неё выспросить? – подумал я, открывая дверь. – Железяка стоящая. Интересно, кто её топливом обеспечивает и ремонтом занимается?»

С этими мыслями я толкнул скрипучую дверь и шагнул в полумрак помещения. Тут же послышался мелодичный звон стальных трубочек китайского колокольчика, известного как «песнь ветра», закреплённого у входа прямо над головой.

Вокруг царила приятная прохлада. Свет полуденного солнца проникал внутрь сквозь широкие цветастые окна, освещая несколько рядов крепких деревянных полок, заставленных всякой всячиной. Я снял солнцезащитные очки и зацепил их одной душкой за карман рубашки.

– Убери их отсюда, сколько раз тебе повторять! – долетел до меня раздраженный мужской голос. – Эта ерунда не нужна никому! За каким чёртом ты их вообще малюешь? Чем бы добрым занялась…

Судя по характерному акценту, голос явно принадлежал казаху. Я поднял шляпу повыше на лоб и прошёл вглубь помещения.

Прежде чем изучить содержимое лавки, мне очень хотелось получить стакан прохладной воды. Я обогнул ряды полок и оказался перед длинным прилавком, повторяющим геометрию почти всех стен в помещении, только с метровым отступом от них.

Местный продавец, которым оказался полный мужчина-казах наконец-то удостоил меня своим вниманием, перестав вытирать руки куском не особо чистой тряпки. Его узкие, глубоко посаженные глаза быстро осмотрели меня с ног до головы, видимо подмечая, могу ли я представлять потенциальную ценность как покупатель.

На нём была надета засаленная голубая рубашка. На животе, подмышками и всему воротнику расползались большие пятна пота. Было видно, что полуденную жару он переносит с большим трудом. На широком лице, изрытом выболевшими оспинами, выступали крупные капли пота. Было похоже на то, что он только что зашёл с улицы. Ведь в помещении было прохладно, и особой причины так потеть я не видел.

Если честно, мне он сразу не понравился. Я повидал достаточно людей, что бы начать доверять собственному чутью. А подводило оно меня крайне редко. Весь внешний вид и манера держаться этого мужчины говорили о том, что он явно ставит себя выше других. Я часто встречал людей такого типа с этим постоянно всё оценивающим взглядом. И многие из них являлись источником проблем и неприятностей разной степени тяжести. Я их всегда называл словом «барыга». Не торговцем, не продавцом, а именно барыгой.

Мне нравилось это слово. Я перенял его от покойного Насипа. Он всегда называл так людей, озабоченных только собственной выгодой. Людей, относящихся к окружающим всего лишь как к средству достижения собственных целей. А ещё барыгам было всегда не занимать старого доброго человеческого жлобства. Уж чего-чего, а этот ресурс водился у них в большом изобилии.

С другой стороны, мне стало интересно, откуда такая типичная надменность в глазах простого хозяина товарной лавки? Обычно барыги ворочали куда более серьёзным состоянием, чем просто несколько полок заставленных полезной мелочёвкой. Это было любопытно. Но не настолько чтобы задержаться в помещении дольше, чем я планировал.