Но испугалась она знатно. Это после подтвердила и напруженная ею лужа аккурат во второй, сухой до сей поры, тапок. Я, разбуженная столь диким образом, не знаю, как взметнулась под потолок на спасительную люстру, которая начала раскачиваться подо мной, рискуя рухнуть вниз, увлекая вслед за собой половину старого, рассыпающегося от времени, потолка.


Потеряв и до того неуверенное равновесие, тётка рухнула мордой вниз в нагретое мною мягкое гнёздышко, свесив по бокам подлокотников обессилевшие и повисшие плетьми руки и выставив свой довольно сочный голый зад дыркой кверху.


Здесь Клава снова встала в позу, в которой я её и увидела ранним утром. Только вот зад её был скорее тощим и костлявым, чем сочным и пышным. Постояв в такой позе минут пять, чтобы все желающие могли насладиться этой пантомимой и более отчётливо представить себе картину, явившуюся глазам ошеломлённой спросонья кошки, она встала и повела свой рассказ к уже приближающемуся завершению.


– Разумеется, проснулся и ОН… Вовремя, надо сказать, проснулся. Для мужчины вовремя. В самый пик выброса тестостерона. Копьё – в боевой готовности, сам ещё тоже спит… но идёт со своего спального места к этой орущей тушке, ориентируясь по звуку и запаху.


Подошёл… упёрся руками в эти два холма с зияющей дырой посередине… едва не рухнув сам, одной рукой закрыл ей верещавший рот, который не в силах была закрыть и моя подстилка, а второй ловко направил своё орудие любви, алчущее ножен, аккурат в гостеприимно раскрытый грот…


Даже его ладонь не смогла полностью заглушить новую волну её визга – теперь уже от боли. Но мужчина, полуобезумевший от стресса, воплей Видоплясова в женском варианте и охватившего его желания, не в состоянии был остановиться. Он трахал её неистово, не жалея и даже не стараясь её хоть немного приласкать…


Она извивалась на его колу, пыталась с него соскочить, но он, отняв бесполезную руку от её орущего рта, лишь крепче прижимал её зад к себе. Всё бы могло закончиться почти благополучно, но… сколько верёвочке не виться, а люстре не раскачиваться…


В тот самый момент, когда двуногий самец, уже удовлетворённо рыча, извлекал свой хер из гостеприимного ануса своей непутёвой подруги, у меня соскользнули уставшие передние лапы со «ствола» люстры… И я, дико мяуча, рухнула аккурат на этот самый извлекаемый хуй.


Теперь мы орали уже на три голоса: женский дискант, мужской фальцет и мой, кошачий, мяв, перешедший в полувой голодных койотов…


Бедные, бедные наши соседи… Не успел наш мужчина отойти от кресла, как из задницы, которую он только что знатно промассировал, на его лобок и ноги под давлением излилась Ниагара говна. Оказывается, медвежьей болезни подвержены не только косолапые хозяева тайги…


Палата зашлась хохотом, переходящим в скулёж и местами – в судорожное рыдание. Остановиться не могли долго. Санитары помочь были не в силах, сами согнувшись в три погибели от смеха. Когда же мы немного успокоились, эта чертовка, как ни в чём не бывало, снова принялась за свой рассказ:


– Немного придя в себя от моего незапланированного приземления на самое дорогое, что у него есть, мужик убедился, что всё осталось целым и невредимым. И, облегчённо вздохнув, рванул в ванную комнату принимать душ, бросив на бегу:


– Чур, я – первый!!!


Эта прошмандоха не стала на сей раз жевать сопли… Она изловчилась и таки меня поймала, застав врасплох… Ухватила за голову и спину, нагнулась раком и… вы не поверите… она вытерла мною свой обосранный зад!!!


Да-да!!! Хорошо, что хоть мордочку мою туда не сунула… Вытерла, словно я – какая промокашка… и начала торопливо собирать свои разбросанные по комнате шмотки в чемодан… Только успела собрать, как наш… МОЙ хозяин вышел из душа, уже сияющий чистотой и с улыбкой от уха да уха…