Другой пример. Сердечниками датчиков измерительного канала и ориентирующей системы были узкие пермаллоевые ленты. Магнитные характеристики их отличались очень сильно. Кроме того, ленты были чрезвычайно нежны: достаточно было уронить хорошую ленту на стол или слегка погнуть, вставляя в катушку датчика, и лента уже никуда не годилась. Чтобы получить максимальную чувствительность датчиков, нужно было отобрать лучшие из множества лент. Но лент у меня было мало и отбирать было не из чего. С просьбой достать для меня побольше пермаллоевых лент я пришёл к Алексею Ивановичу, и очень скоро у меня было больше сотни этих лент. Можно было заняться их отбором. Ни у меня, ни на Геологоразведке прибора для отбора лент не было, и я решил использовать для этого сам магнитометр. Я уже упоминал, что у треста в пос. Тайцы в 40 км от Ленинграда была магнитная станция. Туда я привёз свой магнитометр и занялся кропотливым и нудным отбором лент. Работать приходилось ночью, когда не ходят электрички, создающие сильные магнитные помехи. Из всех имевшихся у меня лент я отобрал пять лучших для датчиков магнитометра и несколько похуже в запас.

Время шло, но и работа двигалась. Лопасть самолётного винта руками станочника-универсала в ЦРММ превратилась в изящный узел подвеса гондолы к несущему кабелю; распаяны разъёмы на нижнем конце кабеля и ответный разъём на коротком кабеле, идущем в гондолу; распаян разъём на верхнем конце кабеля. Кто-то показал мне, как заплести в шарик жилы несущего троса, я проделал это на обоих концах кабеля и опаял шарики. Закрепил верхний конец кабеля, трос и разъём на барабане каротажной лебёдки. Включил всё насквозь, всё работает! Не помню, как увеличил напряжение на сервомоторах ориентирующей системы – на глаз, на ощупь, это сократило время начала отработки при небольшом отклонении от направления вектора, что было очень важно, но при больших отклонениях скорость отработки не увеличилась. Для её увеличения вдвое увеличили диаметр шестерён на сервомоторах и, соответственно, число зубцов на них. Скорость отработки удвоилась.

Из магнитометра было выжато всё, что позволяла его конструкция и на что хватило моего разумения. Уже начало вырисовываться благоприятное завершение вначале казавшейся невыполнимой работы.

И вот уже вызван из подмосковного Мячкова, где базировалась авиация спецприменения, самолёт ЛИ-2, на котором предстояла аэромагнитная съёмка на Северном Кавказе. В ленинградском аэропорту мы установили на самолёт всё, что было в нашей компетенции. Шахты для аэрофотоаппарата и пропуска несущего кабеля гондолы должны были делать в Мячкове, так как при этом затрагивались силовые элементы самолёта. С нами работал бортмеханик Миша, радушный мужик, то и дело предлагавший «тяпнуть». Я хорошо знал свои питейные возможности, проверенные на преддипломной практике в Забайкалье, но повторять забайкальский опыт категорически не хотел. Стоит только начать, и конца этому «тяпнуть» не будет, благо восьмидесятилитровый бак со спиртом, применяемым в качестве противообледенителя, всегда готов к услугам. Поэтому я вежливо благодарил Мишу, но твёрдо стоял на том, что пока работаем, не пьём.

Во время работы в ленинградском аэропорту у нас из закрытого на замок самолёта украли ценные инструменты. Начальник охраны в ответ на мою жалобу на кражу нас же и обвинил: «У меня охрана борется за звание подразделения коммунистического труда, а вы её развращаете, разбрасывая где попало свои инструменты!» Это в запертом и опечатанном самолёте! Кажется, именно тогда распространилось слово «скоммуниздить», синоним «украсть». Чуть позже я познакомился с одним из борцов за коммунистический труд. Я задержался с работой и остался один на самолёте, а мне нужно было затащить в самолёт тяжеленный агрегат для наземного питания аппаратуры, состоящий из электромотора, спаренного с ним самолётного генератора и большой бухты кабелей. Подхожу к этому агрегату, а над ним стоит человек с ружьём и меня спрашивает: «Как ты думаешь, будет эта х….на (вещь) у меня на даче воду качать, если её сп…ить? (украсть)» «Не будет!» – решительно ответил я. «А почему?» – не сдавался он. «А потому что она моя, ты поможешь затащить её в самолёт, я закрою его на замок и опечатаю, ты распишешься на этой бумажке с печатью вашего начальника и будешь с ружьём охранять самолёт, чтобы никто в него не залез».