Врубель писал свой замечательный занавес в театре Мамонтова[256], исключительно охваченный впечатлением Неаполя, когда смотришь на него с плоской крыши какого-нибудь дома с нагорной стороны.

Везувий – вечный магнит, к нему тянутся все, не только любознательные путешественники, чтобы взглянуть в пасть этого чудовища, извергающего дымящуюся лаву, но и жители, лепящие хижины у подножья, среди самого сочного, сладкого винограда. Дома без окон, одна дверь освещает каменный ящик для спанья, только дверь дает свет и его довольно под жгучим солнцем.

Палермо. Городской собор. Фото XX в.

Палермо. И страж ее Monte Pellegrino[257], молчащая под городом гора[258].

Сор на улицах, экзотика в природе и архитектуре, переходящей в дурной вкус сгущенного украшательства. Стиля нет, и не может быть на этом необычайном острове, где вечно зеленые олеандры, пальмы стелются к морю, а над ним ярко-ярко белеет снеговая вершина Этны[259]. Общественный сад у рейда[260] с необычайной зеленью диковинных растений. Запах морских испарений, горячий юг – все это осталось там позади парохода, тихо отплывающего в Ливорно[261].

Но время так незаметно летит! Уже нужно домой, где соскучились обо мне мои постройки. Сладостная грусть охватывает, когда прощаешься с этими прелестными малыми городками Тосканы, тихо дремлющими, покрываясь провинциальной пылью, заволакиваясь вечерним туманом, со звоном кампанил. Но «Ave Maria»[262] заставит остановиться на минуту только бредущего с работы бедняка, да машинально перебирающего четки в рукаве сутаны аббата, направляющегося выпить рюмку вермута от своих «трудов».

Пора домой!

Обычно, едучи за границу, я никогда не занимался специальной подготовкой по описаниям их и путеводителям, а всегда отдавался непосредственному чувству зрительных восприятий. Еще меньше было охоты педантично штудировать перед поездкой историю архитектуры и искусства стран зарубежных, а Италии особенно. Проверять по «натуре» книжное знание хорошо, но непосредственные и неожиданные впечатления всегда острее и глубже.

А вот разобраться в этих впечатлениях необходимо, и делаешь кратковременную остановку на обратном пути на тихих итальянских озерах, <где-нибудь в Комо или Белладжио>[263].

Нужно сожалеть, что в период увлечения модерном мы сгоряча отбросили Виньолу, <без канонов, без ордера и без знания классического искусства (архитектуры) жили мы в те годы>[264]. А как бы эти знания помогли уяснить много.

Поездка в Италию растрясла мой карман! Как было кстати, когда я вернулся в Москву, выиграть дело с Иерусалимским патриаршим подворьем[265]. На Пречистенском бульваре был огромный участок земли, выходящий в Филипповский пер[еулок] с небольшой церковью Филиппа и старым небольшим домом. Богатые и скаредные монахи-греки, владевшие этим участком, решили строить большой доходный дом. <Фанатик, славянофил старик Н.Н. Дурново, постоянно имевший дела с сербами, греками, монахами и Иерусалимом, порекомендовал настоятелю этого Иерусалимского подворья архитектором меня>[266].

Заказан был проект мне.

В срок я выполнил заказ и отправил чертежи и смету настоятелю архимандриту Афанасию, взял расписку в получении материалов. <На всякий случай! Уж очень жуликоваты были эти монахи-греки>[267].

Когда наступило время приступить к постройке, я получил смету обратно с предложением так ее пересоставить, чтобы цены вздуть. (Надо же подкормиться и настоятелю, и, главное, эконому, тогдашнему завхозу.) Я отказался и потребовал ввести на строительстве строгий учет материалов, рабсилы и сдать постройку подрядчикам с торгов.