Конечно, и в старую столовую монастыря Санта-Мария-делле-Грацие, где остатки фрески «Тайной вечери» еще хранят божественную кисть Леонардо[186], приковывая к вдумчивым типам апостолов, переданных с поражающей экспрессией. <Никого нет. Белесоватый путешественник, с неизменным Бедекером в руках, недоуменно взглянул на фреску, на меня, очевидно, подумал: “Чего тут смотреть?!” И снова тишина, холодно, пахнет сыростью. На воздух!>[187].
Венеция. Пристань у площади Святого Марка. Фото конца XIX в.
А вот уголок старого Милана – Кастелло Сфорцеско[188]. Сфорца[189], вероятно, не узнали бы своей крепости, где столько было пролито крови и где художники во главе с Леонардо занимались инженерией, устраивая поостроумнее защиту герцога. Теперь так был обновлен этот замок, так реставрирован, что всё стало мертвым кладбищем, складом для археологических фрагментов. <Нарочитая недоделанность, полуразрушенные, починенные стены дают обманчивое впечатление старины, а ее-то и нет в этом замке, мало ее и во всем Милане, если не считать двух-трех церквей ломбардской архитектуры, да остатка римского портика, еще не поврежденных реставрацией. А дождь снова начался>[190].
Ночной поезд на Венецию. Еще темно, когда приезжаешь на вокзал, жандарм провожает к гондоле и спрашивает: «В какой вы едете отель?» – и записывает номер гондолы. Много было случаев, что до отеля не доедет приехавший иностранец, находя успокоение вечное в грязных водах канала.
Венеция ночью – это увертюра к неведомому, и звуки так новы и таинственны. Разве только один Уистлер смог передать ночной мираж, далекий от земного. Кругом одна вода, темная, небо еще черней и слабо освещены силуэты невиданных еще зданий. Утро сгонит ночное видение, и многое станет давно знакомым по репродукциям, но никакие увражи[191] не смогут передать подавляющего впечатления от лучшего куска старой царицы Адриатики – Пьяцетты[192].
Венеция. Площадь Святого Марка. Фото конца XIX в.
Спешишь утром на эту площадь, большую, квадратную, обстроенную произведениями эпохи расцвета Ренессанса. Библиотека Сансовино, где под аркадой магазины с фотографиями, мозаичными изделиями дурного вкуса, всяким вздором, почему-то необходимым для чемоданов путешественников. Высоко сторожит город Кампанила[193], ее я видел еще раньше, и тогда ее стены XV в. еще не рассыпались от осадки, а внизу у подножья этого квадратного столба колокольни была еще цела очаровательная лоджетта[194], мраморная, миниатюрная работы Сансовино, навсегда погребенная под камнями рухнувшей Кампанилы (теперь Кампанила восстановлена). Но глаз всегда останавливается на завершении площади: Соборе Святого Марка! Эта церковь дивная, выстроена в IX в. мастерами из Далмации. Старая легенда лежит под постаревшими плитами осевшего здания. Лев Св[ятого] Марка неотступно всегда перед вами: и над входом в церковь, и над соседним порталом Дворца Дожей, и на высокой колонне также бронзовая фигура твердо опустила лапу на раскрытую книгу с надписью: [ «Pax tibi Marce, evangelista meus»[195]], а на другой (парной) колонне патрон города, Св[ятой] Теодор, попирает крокодила.
Теперь бесстрашно можно пройти между этими двумя вещими столбами[196]. <Существовало поверье: прошедший между колонн, обречен на гибель>[197]. Вспоминается дож Марино Фальеро, здесь обезглавленный. Прямо вода широкого Большого [канала], и опять вдали очарование: произведение Лонгена – церковь [Санта Мария деле Салюте]