Глаза расширились, мысль начала судорожно работать, приводя в порядок внешнее устроение души.

Глафира молча наблюдала, чуть заметно улыбаясь.

– И вы считаете, что я могу обойтись без всех этих бесконечных стримов и видосиков, фоток и нескончаемой погони за новым ракурсом? – искренне спрашивала актриса, забыв, что перед ней уборщица.

– Абсолютно точно! Вы в этих фотках тиражируете и теряете себя! Вы становитесь доступной и, в конечном счете, неинтересной. Кому-то эта доступность приносит кайф и наполняет энергией. Только не вас. Вас она истощает, не оставляет ничего для живого зрителя и себя…

– Вы правы, – лицо актрисы просветлело. – Я не могла решиться и, кажется, начала зависать в таком тупике, что это простейшее решение даже не могло найти тропинку к моему сердцу, чтобы навести там порядок, как вы верно заметили. Почему мне никто не сказал этого раньше?

– Им не приходит в голову, что актрису это может тяготить… А вы не хотели ни у кого просить помощи!

– Спасибо вам! Вы уверены, что вы – уборщица? – широко улыбнулась актриса.

– Можно сказать – уборщица, можно сказать – что-то большее… Все мы в какой-то мере уборщики… В голове тоже стоит убираться, – улыбнулась Глафира. – Я пойду… Мне пора, извините!

Глафира вышла из театра, оставив позади отпустившую свои заморочки актрису, готовую изменить свою жизнь и идти дальше.

На площади перед театром стояла Анфиса, прислонившись к своей новехонькой машине.

– Мощная тётка – эта актриса. Глубоко себя закопала, – встретила Анфиса подругу. – Ты заработала 400 баллов из 1000 возможных, с лёту, как здрасьте! Я восхищаюсь тобой, Фира! Ты вытащила ее! Поздравляю! Надеюсь, тебе вместе с наградой за доктора хватит на пару месяцев.

– Ты меня обманула. Тебе не нужна была моя помощь, – еле заметно улыбаясь, грустно вздохнула Глафира.

– Зато как матерски! – просияла в ответ Анфиса. – Ты даже не заподозрила.

– Спасибо, Анфис! – Глафира обняла подругу.

– Садись, подброшу. Я дешевле и быстрее, чем такси… – подмигнула Анфиса.

– Что с клиентом? – приведя себя в порядок после работы с актрисой, минут через пятнадцать спросила Глафира.

– Норм, еще пару раз и дожму… Я пока не умею, как ты: с лёту и в нужную точку… Поэтому мне обычно не дают таких мощных клиентов, как эта актриса. Ну, ты знаешь! Это первая, и я сразу к тебе… Ты же не отправляешь запросов…

– Да. Боюсь, что не успею, и Олег заметит и будет ругаться…

– А тебе нельзя, чтобы он тебя прибил или бросил по твоей вине! – возмущенно стукнув по рулю, явно не жалуя мужа подруги, произнесла Анфиса.

– Да, – серьезно и спокойно подтвердила Глафира.

– И ты согласна чахнуть…

– Ты же знаешь, это моя вина. Это моя ошибка. Не было вариантов, – с болью в голосе проговорила Глафира.

– Были варианты, Фира, были! – возмутилась Анфиса. – Ты могла пройти мимо и забыть, как это делают все нормальные… Но ты же у нас ненормальная! Не прощаешь себе промахов! Должна все исправлять до победного!

Глафира развела руками, понимая, что возразить совсем нечем…

– Глаш, доктор, который не заботится о себе, помирает первым, и потом не остается того, кому спасать остальных.

– Ты права. Только не в моем случае… Я должна отработать ошибку! – решительно оценила происходящее Глафира.

– Даже ценой своего существования?

– Я как-нибудь… Спасибо, что беспокоишься!

Глафира закрыла тему, в тысячный раз подтверждая себе, что другого выхода у нее нет и не было.

Суть происходящего заключалась в том, что работник Скорой за каждого клиента получал, кроме денежного, еще и вполне определенное дофаминовое вознаграждение, приход которого происходил сразу же за исцелением клиента от навязчивой идеи закончить свою жизнь самостоятельно здесь и сейчас. И оба вознаграждения количественно отождествлялись с уровнем энергии клиента, которая условно приравнивалась к конкретному значению по шкале от 1 до 1000.