Конечно же, не Распутин развалил монархию в России. Она прогнила изнутри, и только необычные средства, адекватные состоянию агонии государства, могли ее спасти. Спасителем мог стать Григорий Распутин. Однако на этот подвиг у него не хватило сил.
Но, если бы удалось не вступить в войну, оставались внутренние проблемы, которые требовали незамедлительного решения. Агония государства поставила на грань гибели православную церковь, которая давно стала сиамским близнецом монархии. И если царь заметил Распутина и выделил его, то другого кандидата в спасители он не заметил. Им был Лев Толстой.
В нашей атеистической стране принято потешаться над религиозными исканиями Льва Толстого. А ведь он был подлинным властителем дум российской, да и не только российской, интеллигенции. Написав «Войну и мир» и «Анну Каренину», он занял совершенно исключительное место в литературе. Но литературной известности ему было мало. Вернее, она перестала его интересовать. Ему хотелось переустроить жизнь людей на новых началах. Какими эти начала должны были быть? Всю оставшуюся жизнь Толстой занимался исключительно проблемами религиозно-философского плана. У него есть, по крайней мере, две книги, страниц по тысяче каждая, которые содержат изложение его символа веры. Это «Четвероевангелие» (соединение и перевод четырех канонических Евангелий) и уже упоминавшийся «Круг чтения». Если человек гениален, то обычно это проявляется во всем – в достижениях и ошибках. У него было много сторонников и последователей. Некоторые толстовские «колхозы» уцелели даже в огне революции. В чем суть учения Толстого? Полистаем вступление, предваряющее «Четвероевангелие».
Приведенный разумом без веры к отчаянию и отрицанию жизни, я, оглянувшись на живущее человечество, убедился, что это отчаяние не есть общий удел людей, но что люди жили и живут верою.
Я не мог разумом выяснить себе этого смысла. Я постарался устроить свою жизнь так, как жизнь верующих, постарался слиться с ними, исполнять все то же, что они исполняют в жизни и во внешнем богопочитании, думая, что этим путем мне откроется смысл жизни. С одной стороны, мне более и более открывался удовлетворявший меня смысл жизни, не разрушаемый смертью; с другой стороны, я видел, что в том внешнем исповедании веры и богопочитании было много лжи. Внутренний разлад мой дошел, наконец, до того, что я не мог уже умышленно закрывать глаза, как я делал это прежде, и должен был неизбежно рассмотреть то вероучение, которое я хотел усвоить. И вот изучение это привело меня к убеждению, что та вера, которую исповедует наша иерархия и которой она учит народ, есть не только ложь, но и безнравственный обман. В православном вероучении я нашел изложение самых непонятных, кощунственных и безнравственных положений, не только не допускаемых разумом, но совершенно непостижимых и противных нравственности, и – никакого учения о жизни и о смысле ее. Другие оспариваемые вероучения оказались такими же, как и то православное, которое их оспаривало. Одни еще нелепее, другие менее нелепы, но все вероучения одинаково утверждали положения непостижимые и ненужные для жизни и во имя их отрицали друг друга и нарушали единение людей —главную основу христианского учения[8]. Каждая говорит одно и то же: «Наша церковь истинная, святая, соборная, апостольская, вселенская. Писание наше святое, предание святое. Иисус Христос есть глава нашей церкви, и дух святой руководит ею, и она одна преемственно выходит от Христа Бога». Причина разделения христиан есть именно учение о церкви, учение, утверждающее, что Христос установил единую, истинную церковь, которая по существу своему свята и непогрешима и может и должна учить других. Не будь этого понятия «церкви», не могло бы быть разделения между христианами.