Возьмись за рассказывание о педагогике, как раз собьёшься с пути истинного и вспомнишь эвристический метод, рассказывая об очевидности наглядной педагогики (не путай с наглядными пособиями). Начнёшь говорить о социальной педагогике в комплексе с архитектурой, экономикой, социальным устройством, а тут уж до 70-й статьи УК9 рукой подать. На этом пути может и машина сбить, можно погореть в прямом и переносном смысле.

А потому – никаких мемуаров, анализов и критики. Писать только то, что было в нашей семье, что я видел и, главное, чувствовал на собственной шкуре, но не шкурнически, а глубже.

Да поможет мне бог… (слова из присяги).

Время своего рождения, как ни напрягаю свою память, припомнить не могу, но в самом факте сомневаться не приходится. Не понимаю, почему этот вопрос интересует следователей. Родился ли в селе Вознесенске или в Воскресенске – какая разница – берите готовенького.

Возможно, подозрительным покажется сам факт моего рождения, который по рассказам матери – виновницы этого факта – произошёл в тот год и в то время, когда появилась комета Галлея10 и все здравомыслящие люди не сомневались в конце света, а я вот наперекор стихиям взял и начал жить.

Везде требуют подтверждение документом. Он, конечно, был, но метрика исчезла, а книга записей сгорела вместе с церковью в гражданскую войну. В таких случаях всё неподтверждённое считается недействительным. Но почему-то мою личность упорно не признавали недействительной. Получается, что имея отца и мать, состоящих в законном браке, имея крёстного отца, я всё же не вполне законно рождённая личность. Или, вернее, незаконно существующая личность.

Итак, Родина должна начинаться с места рождения, которым (по неподлинным документам) считается село Воскресенское (или Вознесенское) Кокчетавского уезда, Акмолинской области, где я и прожил первый год своей жизни.

Но сам я считаю своим родным городом Усть-Каменогорск Семипалатинской губернии, который потом стал областным городом Восточного Казахстана. Насколько ли он при этом улучшился, не знаю.

Для меня это было прекрасное место во всех отношениях – природа, климат, люди, хотя все это было полно контрастов: зимой морозы были ниже 40°, а за лето обильно вызревали арбузы, дыни, кукуруза. Высокие горы и непроходимая правоиртышная тайга резко сменялась ровной стеной по левой стороне Иртыша.

С людьми ещё контрастней. По соседству с нами жил старатель Данилин, фарт которого вылетал в трубу, а вокруг на рудниках скотопромышленника Меньшинова дымили двигатели, из труб которых вылетали только дым и сажа. Меньшинов швырял деньги на гомерическое пьянство, спаивая гостей, прислугу, жителей, извозчиков, а загаженное по пьянке бельё отсылал для стирки в Париж, показывая размах широкой русской души. О Меньшинове по Алтаю ходили легенды…

Среди сплошь неграмотного населения было много людей с университетским образованием. Недалеко от собора, кресты которого попирали мусульманский полумесяц, высилась мечеть с полумесяцем без креста. Перезвон колоколов совпадал с призывами муэдзина.

Татарские ребятишки переводили звон колоколов на разговорный язык:

Призыв муэдзина русские ребятишки переводили так:

Однако национальные и религиозные различия поводом для драк не были, и ребятишки играли в чиге-биле, пока на ребячьи отношения не повлияли новые понятия: «мировой пролетариат» и «единая неделимая»… Но это было потом. А пока играть можно было со всеми, если ровесники не были девчонками или слишком благородными, которых оберегали гувернантки или дядьки. А вот без этой охраны можно было позадираться с ними. Со всем этим детство легко мирилось.